В СТРАШНОЙ МОСКВЕ
РАССКАЗ КАРЛА МЕЙЕРА ФОН-ШПЕЙЕРА
Серафима Акулиновна вымирала. Она ходила голая и не ела.
Ее соседи, родственники и однофамильцы тоже ходили голые и не ели. В Москве большевистские комиссары надевают все сами на себя. Они одновременно надевают валенки, дамские полуботинки, каракулевые саки, сережки, поповские рясы и кирасы бывших императорских гвардейцев. Съедают все запасы ливерной колбасы и грушевого компота. И выпивают все запасы вина, прованского масла и дождевой воды.
— Мама, мама, — тихо сказала дочка Серафимы Акулиновны, юная Аркадия Елизаветовна, — ты уже почти расстрелянная вдова, тебя не пустят в бесклассовое общество и национализируют. Благослови меня на восстание!
— Благословляю, Аркадочка, — ответила вдова и умерла с радостной душой.
На другой день Аркадия Елизаветовна встретилась с одним иностранцем. Это был благородный ариец с большой бородой, голубыми глазами и честным носом.
— Нет ли у вас, случайно, — прошептала она, — двух-трех тяжелых орудий и парочки броневиков?
— Нет, — ответил благородный иностранец, — это только агенты Коминтерна поджигают рейхстаги, убивают Рема и суют автоматические пистолеты убийцам министра Барту... Мы, честные арийцы, такими делами не занимаемся... Мы не вмешиваемся во внутренние дела других государств...
Разочарованная Аркадия пошла одна устраивать восстание, но по дороге стала вымирать от безнадежности.
Ее подобрала на улице сердобольная вдова архимандрита, ныне назначенная цыганской певицей. Умирая, Аркадия прошептала:
«Дейчлянд, Дейчлянд юбер аллес!.. Хайль!..»
Пели птички. Они были голые, национализированные и не имели денег, чтобы купить себе пищи.