Так вот нет ничего плохого когда в книге есть, этот самый патриотизм если он идет тупо фоном, и не влияет на общее качество.
Я уже 3 раз говорю, что Империя в Вечном, все го лишь красивый эпизод. Но книги на ней не строится.
Видать без этого он просто не может. Нет-нет, да и вставит. Он один из той когорты "исконно русских" графоманов.
Добавлено через 8 минут
Ой да ладно. У Стругацких, это идеальное советское общество, стоящее на страже справедливости галактики.
Разве что открытым текстом не говорят, что западные капиталисты не могут построить нормальное общество. Что в "Острове" Макс всех учит жить, что в "Трудно быть богом" . Другое дело что в книгах это не основа, а лишь фон.
Вы о "Полдне"? Там не все так просто и незатейливо:
"Несмотря на идеологическую выдержанность повести, критики почувствовали отход Стругацких от апробированного жанра коммунистической утопии. Мнения критиков разделились. Одни приветствовали новый стиль фантастики. Другие не приняли «заземлённого» варианта коммунистического будущего."
Да и все творчество Стругацких вряд ли можно назвать патриотическим (а ведь они жили в то время, а не предавались махровым воспоминаниям "о великом прошлом"):
Подчеркнем еще раз: все написанное Стругацкими до повести "Попытка к бегству" - вполне традиционно для СССР, все это, что называется, в рамках благонамеренности, а если и проскальзывало где-то критическое отношение к советской действительности, оно элиминировалось еще в процессе подготовки к печати. Соответственно, критикам, имевшим дело не с рукописью, а уже с напечатанным произведением, прошедшим редакторскую правку, указывать было практически не на что. Особенно ярко редакторская работа заметна на примере повести "Страна багровых туч" - теперь опубликован и первоначальный вариант. Поэтому и критические отзывы в основной своей массе были вполне доброжелательны.
[spoiler]И "удар из крупных калибров" был нанесен по роману "Трудно быть богом". Неважно, что для этого потребовалось исказить не только замысел романа (в конце концов, замысел - вещь эфемерная, критик всегда может сказать: "А я так понял", и возразить ему сложно), но и сюжет.
Академик АН СССР Ю.Францев, например, обвинил авторов в абстракционизме и сюрреализме, исторической неточности: "Правомерно ли такое слияние различных по социальной, классовой сущности эпох, убеждает ли картина феодального деспотизма, перерастающего в фашистскую диктатуру?" - риторически вопрошал маститый оппонент. "Конечно, - притворно соглашался Францев, - можно предположить, что где-то, на какой-то планете существует феодализм, резко отличающийся от земного. Но можно ли создать картину своеобразного феодального общества с помощью черт, перенесенных из совершенно другой эпохи и присущих только этой эпохе? Фашизм был в известном смысле возвращением к средневековому варварству, но феодализм в истории не был и не мог быть провозвестником фашизма. Страдает и наше понимание феодализма, и наше понимание фашизма"199.
Маловероятно, чтобы академик взялся искать в повести пресловутую историческую точность, совсем уж не отличая художественное произведение от учебника. Вероятно, таково было указание "из центра".
Сходным образом запутался и С.Гагарин, пытаясь найти в фантастическом детективе "Отель "У погибшего альпиниста"" реалистическую разгадку произошедших событий. Негодовал критик: "Поманили детективной морковкой, а подсунули монструозное мурло"200.
Особенно старался писатель В.Немцов, считавший правильным направлением в литературе уже упоминавшуюся "фантастику ближнего прицела"201. Немцов, особо не мудрствуя, обвинил Стругацких в порнографии", а также в недооценке возможностей "интернациональной помощи" "отсталым народам"202. Не отстал от него и Ю.Котляр, поставивший Стругацким в вину неуважение к простым людям и дискредитацию идеи помощи освободительным движениям203.
В конце 1960-х - начале 1970-х годов Стругацкие, как уже говорилось выше, "приступили к освоению эстетической функции "предупреждения"204. Антиутопию "Трудно быть богом" критики в массе своей восприняли как изображение авторского идеала. И не преминули "сигнализировать".
Особую находчивость проявили критики в ходе "градобойной кампании", посвященной повести "Хищные вещи века", обвинив авторов опять же в очернительстве205. Выступали они в духе уже упомянутого Немцова, заявлявшего, например, что Стругацкие очерняют социализм уже тем, что не показывают капиталистическое общество достаточно отвратительным: "хищные вещи века" у Стругацких выглядят "не столько хищными, сколько привлекательными"206.
Однако у опальных фантастов нашелся и влиятельный заступник - И.Ефремов207. "К счастью, - вспоминают Стругацкие, - это были пока еще времена, когда разрешалось отвечать на удары, и за нас в своей блестящей статье "Миллиарды граней будущего" заступился И.Ефремов".208 Он, кстати, оказался не одинок. Правда, в полемике с авторами доносительских статей союзники Стругацких использовали вполне советские приемы: доказывали, что фантасты не отступают от принципов социалистического реализма209.
Как уже говорилось выше, советская издательская модель характерна тем, что читатель никак не влияет на предпочтения издателей. Да и критики - за крайне редким исключением - лишь готовили общественное мнение к восприятию очередного решения Комитета по печати при Совете Министров СССР. Так произошло и в данном случае. Полемикой в прессе дело не ограничилось. После "градобойной кампании" был использован "запрещенный, но безотказный" прием - "апелляция к городовому", а именно - "Записка Отдела пропаганды ЦК КПСС о серьезных недостатках в издании научно-фантастической литературы", где утверждалось, что в творчестве Стругацких "проповедуются антиматериалистические взгляды на человека, природу, общество, и в сознание читателей вносятся идеи, противоречащие элементарным научным истинам о развитии человеческого общества"210.
В итоге следующие - после 1966 г. - публикации повестей "Попытка к бегству" и "Хищные вещи века" на русском языке приходятся соответственно на 1986 и 1980 гг.
Дальнейшее "закручивание гаек" пришлось на повесть "Второе нашествие марсиан". Стругацким опять инкриминировали очернительство. Логика тут заметна: по мнению критиков, изображаемое в явно отрицательных тонах подчеркнуто абстрактное общество - замаскированное советское, поскольку, хоть "в предисловии к повести сказано, что "события происходят в стране без названия", но не случайно же в текст введены русские пословицы и поговорки - "не наводи тень на ясный день", "лес рубят - щепки летят", да и куры названы пеструшками, распутники - кобелями и т.д. В общем, авторы оклеветали СССР, герои повести - "паяцы, козыряющие русскими пословицами"211.
Аналогично была оценена и повесть "Улитка на склоне": эта книга "является не чем иным, как пасквилем на нашу действительность". И пусть авторы "не говорят, в какой стране происходит действие, не говорят, какую формацию имеет описываемое ими общество. Но по всему строю повествования, по тем событиям и рассуждениям, которые имеются в повести, отчетливо видно, кого они подразумевают". Очевидно, утверждал критик, что "фантастическое общество, показанное А. и Б. Стругацкими в повести "Улитка на склоне", - это конгломерат людей, живущих в хаосе, беспорядке, занятых бесцельным, никому не нужным трудом, исполняющих глупые законы и директивы. Здесь господствуют страх, подозрительность, подхалимство, бюрократизм"212.
Позже Б.Стругацкий иронизировал по поводу этих инвектив: "Поневоле задумаешься: а не был ли автор критической заметки скрытым диссидентом, прокравшимся в партийный орган, дабы под благовидным предлогом полить грязью самое справедливое и гуманное советское государственное устройство?"213 Но в ту пору за критикой опять же последовали "оргвыводы". "В результате, - вспоминает Б.Стругацкий, повесть впервые была опубликована целиком уже только в новейшие времена, в 1988 году". На исходе же 1960-х гг. номера журнала, где публиковались главы крамольной повести "были изъяты из библиотек и водворены в спецхран"214.
По поводу критических откликов на повесть "Второе нашествие марсиан" интересно отметить также обвинения в "глумлении над святыми для каждого человека понятиями", в первую очередь над патриотизмом215. Позже это скажут и про "Обитаемый остров", хотя по приказу редакторов Стругацким пришлось в журнальной публикации изъять такие слова, как "родина", "патриот", "отечество"216. Антипатриотизм, по мнению критиков, проявился и в повести "Сказка о Тройке"217. [/spoiler]