Re: Флудилка
Для меня, как украинца категорически не принявшего майданы изданий 1.0 и 2.0, ситуация в/на Украине видится, как некий сатанинский театр абсурда, поставленный в декорациях гоголевских произведений.
Посреди украинского хутора, утопающего в липах и яблонях, над тихой тягучей речкой стоит здоровенная хата-мазанка.
Внутри светлицы беснуется изрядно похмельный, небритый крестьянин в дырявых протёртых шароварах. Скачет по дому, таращит налитые кровью глаза, хрипит, брызжет слюной и машет вокруг себя дедовским щербатым топором. С топора капают капли крови только что убитых бесноватым родичей, живущих в пристройке хаты – дочки, зятя, снохи, пары двоюродных братьев и престарелой бабки. Сама пристройка горит, из неё валит густой дым. Из пристройки раздаётся многоголосый бабий и детский плач, но всех, кто пытается выскочить из огненных закоулков, крестьянин с упоением и ненавистью рубит на виду у остальных домочадцев. Те же, прикрыв от восторга и внутреннего экстаза глаза, истово шепчут, одновременно почесывая под одеждой искусанные блохами давно не мытые бока: Дай им, батько! Так! Бей!
Сергей Савчук: Шабаш в горящей хате
Возле хаты собралась изрядная толпа. В ней в основном заезжие заморские купцы, говорящие на непонятных языках. Купцы сытые, мордатые, на ярких бричках с толстенными бабищами в чепцах. Все охают, качают головами и хором советуют крестьянину активнее махать топором и тушить пожар бензином. При этом все злобно косятся на огромного мрачного кузнеца из соседнего села, стоящего особняком со своими сыновьями.
Сергей Савчук: Шабаш в горящей хате
Кузнец хмуро смотрит на скачущего сквернословящего крестьянина, которому он все последние годы помогал поднимать горящий теперь дом и распахивать огород. С которым породнился десятком свадеб своих близких и дальних родичей. С которым не раз пил ядрёный деревенский самогон, плясал на крещениях детей, спорил до хрипоты, порой ругался, а утром, хлебнув капустного рассолу, шел дальше вместе пахать и сеять.
Внутри хаты в красном углу сидит чернокожий басурманин-торгаш, увешанный аляповатыми безвкусными побрякушками из фальшивого золота и с парой ножей и пистолетов за поясом. Он, прищурившись, смотрит на припадок крестьянина и довольно скалит лошадиные зубы, приговаривая: дафай, Микола, дафай! Жги и рьеж! Спалим твою хату, а потом еще и хату кузнеца! Он тибье не брат! И пока приснопамятный Мыкола в белогорячечном угаре после майданного чая рубит своих родичей и палит родную хату, чернокожий гость в уме подсчитывает, сколько он получит грошей за «восстановление» села и захват кузнечного рынка.
Во дворе у колодца стоят конюхи и золотари купцов и чернокожего торгаша с нагайкой. Хмурят брови и сжимают кулаки, глядя на кузнеца с сыновьями. Им очень хочется кинуться на них и долго пинать сапогами, унижать и топтать.
Но даже уплаченные наперёд червонцы не прибавляют челяди храбрости – у кузнецовой родни кулаки, как пивные кружки и плечи старых молотобойцев. К тому же купцы и черный торгаш не велели убивать кузнеца, ведь все они выгодно с ним торгуют. В толпе купеческих холопов есть пара хромых, беззубых и одноглазых, с поломанными руками и икотой. Эти на прошлую Масленицу уже пытались намять кузнецу бока и теперь их увечья не прибавляют мужества остальным.
Сергей Савчук: Шабаш в горящей хате
Речка течет, липы пахнут, мычат голодные коровы, хата горит всё ярче, дым всё выше, крестьянин Мыкола хрипло воет благим матом и проклинает соседа-кузнеца, грозясь убить его и всех его родных. Купцы довольно поглаживают набитые колбасой и пивом животы, черный торгаш звенит гривенниками в кармане и подсовывает крестьянину новые кадушки с бензином и спиртом. И только кузнец боковым зрением следит, как через дальнее окно втихаря выносят угорелых в дыму баб и детей, подают в горящую горницу вёдра с водой и поглаживает широкой ладонью отполированную годами труда рукоять молота