Авторизация / Регистрация

[Unter]

Как нам стало известно из сюжетного ролика Torment: Tides of Numenera, сюжет игры разворачивается вокруг могущественного человека, нашедшего бессмертие. Он научился создавать себе тела, вселяться в них и проживая таким образом бесконечное количество жизней.

Но оказывается, что не все тела, покинутые своим создателем умирали. Некоторые их них продолжали жить своей жизнью и одним из них будет и наш герой, которому посвящена игра.

Вполне возможно что походу игры нам предстоит встретиться с другими телами и узнать как разворачивалась их жизнь после того как Изменчивый Бог покинул их. А жизни у них наверное были очень захватывающими, ведь вряд ли бессмертной сущности будет интересно прожить жизнь какого-нибудь ремесленника.

Давайте пофантазируем на эту теме. Представьте что вы - один из таких сосудов, созданных Изменчивым Богом и покинутых им. Как вы жили без него? Где и когда осознали себя? Чем прославились?

Расскажите нам свою историю и примите участие в нашем творческом конкурсе. Авторы трёх лучших рассказов получат цифровое издание игры от интернет магазина GOG.com

Свои рассказы публикуйте в этой теме. А обсудить конкурс можно топике "Обсуждение конкурса по Torment: Tides of Numenera"

Условие конкурса:

• Каждый участник может опубликовать только одну историю.
• Размер рассказов не ограничен, но не надо делать их очень большими.
• В конкурсе оценивается интересность истории и качество её изложения.
• Знание вселенной будет плюсом.
• Конкурс продлится до 27 февраля, так что победители получат свои ключи прямо к старту игры.

[Zan]

Лес тянулся на много-много миль вокруг. Даже забравшись на вершину самого высоко дерева, не разглядеть за горизонтом его границу. С тех пор, как началась эпоха Слез, лес стал полноправным хозяином поверхности земли. И он не стремился делиться своей властью с жалкими остатками человечества, которые тысячелетиями планомерно и неотвратимо его уничтожали. Люди сами привели себя на край гибели. А природу дважды просить не надо — за каких-то жалких пару-тройку сотен лет лес взял обратно свое. И больше отдавать не собирался.

Лисания сидела на вершине высокого дерева и пыталась разглядеть в бесконечном зеленом море хоть какой-то просвет: полянку, где можно было бы остановиться на ночлег, или хотя бы устье реки. Но ничего не привлекало её взгляда. Даже мало-мальски крупных холмов не наблюдалось. Порадовать отряд разведчиков-добытчиков, ожидающий её внизу, увы, было нечем. Разочарованно вздохнув, Лисания стала быстро спускать вниз.

— Ну что, старшая? Чем порадуешь? — спросил молодой охотник, совсем еще недавно закончивший обучение.

— Порадую тем, что ночью будет хорошая погода. А вот места для стоянки нет. Далековато же мы забрели от деревни, — старшая нахмурилась. — Скорее всего, будем ночевать на деревьях.

Ропот недовольства пробежал по отряду. Лисанию поражало, какое единение наблюдается в случае форс-мажора.

«Вот так бы сплочено вы действовали во время охоты», — подумала старшая.

— Ладно, хватит бурчать, как старики из совета. Берем вещи и быстрым маршем двигаем к небольшому холмику, который я приглядела с вершины. Пара часов — и мы на месте. Быть может, нам повезет найти там какие-нибудь развалены, не занятые зверями. Ну, живо! Курс на север!

Хоть в отряде больше половины были новичками (старики, несмотря на постоянные споры со старшей, доверяли ей молодежь), но никто не отставал, каждый знал свое дело. Трое разведчиков быстро убежали вперед и уже растворились кустарниках. Ни одна хворостинка не треснула под их ногами. Ничем не обнаруживали себя разведчики, воспитанные лучшими из лучших в клане Пестрых птах.

Лисания довольно улыбнулась. «Еще пару лет, и эти кузнечики сами станут старшими. Поведут за собой молодых. И именно от их навыков будет зависеть, скольких мы не досчитаемся после очередной добычи».

От не к месту нахлынувших воспоминаний старшая перестала улыбаться. Она вспомнила свой первый отряд. Ей было всего пятнадцать, когда совет доверил девушке новый выпуск.

«Дура, я была вне себя распирающей меня гордости. Еще бы: всего два года после окончания обучения «неблагонадежной», а ей уже доверили вести отряд разведчиков-добытчиков. И что итогом? Не смогла уберечь двоих. ДВОИХ! Да-да, на совете ребята подтвердили, что вины моей в том, что этим двоим не хватило мозгов не совать нос в работу забытых механизмов — нуменеры, не предупредив старшую. Но почему-то на душе от этого не легче. Дир, Слэш, простите меня…».

От печальных мыслей Лисанию отвлек разведчик, внезапно появившийся на пути отряда.

— Старшая, ты была права. На холме мы обнаружили вход в какие-то подземные руины. Сами не совались. Ловушек других кланов не обнаружено, костей, следов борьбы и прочего нет. Но заметили свежие следы босых ног во влажной у входа в руины почве. Почему земля влажная, толком не разбирались. Я пошел к вам навстречу, остальные остались разведывать территорию вокруг холма.

— Молодцы, — похвалила разведчика Лисания. — Все правильно сделали. Отряд! Ускорить маг! Скоро отдохнем. Заодно и проверим, что стало нашей добычей.

На этот раз дружный ропот отряда был довольным.

[Wandigo]

Тьма. Бесконечная тьма и оглушающая тишина. Но я мыслю, а значит существую. Но разве может мир быть таким безликим? Наверно может. Что такое мир? И кто такой «я»? А что значит существую?
«…очни…при…в се…я! Ты меня слы…»
Это что-то новое. Звуки. Но откуда они тут?
«Сарита, где ты его нашла?»
«Он грохнулся рядом со мной, как будто с неба свали…»
И снова тьма и тишина. Не знаю почему, но мне это не нравиться. Я устал от этой безграничной темноты. Я хочу увидеть свет! Что это за яркое свечение? Туда. Туда, быстрее. Мне нужно туда попасть! Этот свет. Он теплый…
«Он шевелится!»
«Не истери! Я же говорила он живее всех живых.»
Снова эти звуки, они доносятся со стороны света!
- А-А-А-а-а-а-а-а
- Что с ним? Почему он так кричит?
- Дура, держи его крепче!
- Мои глаза-а-а.
- Успокойся. Это просто яркий солнечный свет. Закрой глаза. Вот так.
- Кто вы? Где я? Кто я?
- Я Марьяна, - Где-то справа раздался сухой старческий голос. – А со мной моя ученица Сарита. Ты находишься на окраине города Сигил.
- Не беспокойся, - донесся уже знакомый и приятный голос с той же стороны. - Мы тебя быстро на ноги поставим. Марьяна умеет использовать нуменеры.
- А вот кто ты, мы увы не знаем. – Снова этот старческий голос. - Как ты себя чувствуешь?
- Болит все тело и кружится голова. Но резь в глазах прошла.
Я приоткрыл слегка глаза и снова ощутил боль. На этот раз вполне терпимую. Меня окружало буйство цвета. Не смотря на раздирающую меня боль, после той тьмы, которую я наблюдал целую вечность - это явление вызывало восторг и радость. Мир прекрасен! Вокруг раскинулся увядающий, но по-своему красивый сад. За которым виднелись небольшие на разный лад покрашенные домики. А за ними возвышались громадные постройки. Небо пестрило облаками. Среди которых виднелись грузные силуэты свободно парящих непонятных устройств. Рядом со мной стояли две женщины. Пожилая, видимо та самая Марьяна и невысокого роста молодая девушка, с лицом, усыпанным веснушками - Сарита. Ее волосы были из чистого золота. Вокруг каждой из женщин мерцал свет.
- А почему вас окружают потоки света? – Удивился я.
- Это, наверное, тебе кажется. Еще бы, с такой высоты башкой стукнуться. - Усмехнулась Сарита.
- Что еще за потоки света? – Озадачено спросила Марьяна.
- Вокруг тебя, - Я указала на старушку. - Я вижу синий поток света, а ее окружает золотое свечение, мне сначала показалось, что это просто ее волосы.
Повисла пауза. Марьяна закусила нижнюю губу, а затем нерешительно сказала:
- Мой наставник, а в отличие от меня он «Джек» повидавший немало, как-то упоминал о потоках. Но все что я о них знаю – это то что они есть.
- А что значит «Джек»? – Тут же спросил я.
Старуха оглянулась вокруг и решительно сказала:
- Давай лучше поговорим в доме.
Не смотря на то что Сарита выглядела хрупкой девочкой, она с легкостью помогла мне подняться. Я оперся на нее и втроем мы вошли в небольшое одноэтажное здание. Нас встретила чистая прихожая. Из которой мы попали в гостиную, заставленную старой, но еще крепкой мебелью. Книги были везде. В шкафах, на столе, на подоконнике. Даже на полу лежали книги.
- Приляг на диван, - Сказала Марьяна. – я пока найду нужный шифр.
Старушка, несмотря на преклонный возврат, быстрыми шагами засеменила в одну из соседних комнат.
- А что такое этот шифр? - Поинтересовался я у девчонки.
- Шифр - это разновидность нуменер. – С важным видом заявила Сарита и не меняя тона продолжила. – Нуменеры бывают трех типов: Артефакты, шифры и диковинки. Моя наставница «Нано» и она умеет их использовать. Самые ценные это конечно же артефакты. Но достать их очень сложно, как правило на их добычу отправляют чуть ли не армии. И цены на них я тебе скажу О-го-го. Шифры конечно не лежат на каждом углу, но и достать их попроще. А вот диковинки в прямом смысле валяются на дороге, бери не хочу.
В гостиную вернулась старушка.
- Возвращаясь к твоему вопросу о том, что значит «Джек». – перебила ученицу Марьяна. – Некоторым людям доступны необычные навыки. Например, те кто очень сильны в бою и в совершенстве владеют разными типами оружия называются «Глэйвами». А те, кто владеют нановолшебством называются «Нано».
- Я тоже однажды стану Нано и превзойду свою наставницу. – сказала Сарита. И получила неодобрительный взгляд от Марьяны, которая уже подошла ко мне со странным свертком в руках.
- Так вот. – Продолжила старуха. – «Джек» - это человек, который одинаково владеет и нановолшебством, и навыками ведения боя с оружием в руках.
Марьяна положила левую руку мне на грудь. В правой она уже сжимала сферу зеленого цвета внутри которой двигались шестеренки и валики.
- Сейчас я тебя вылечу. – Сказала она.
По моему телу прошла волна неописуемого блаженства, боль вмиг исчезла. А в это время вокруг Марьяны появилось красное плетение. Но оно тут же растворилось в синей ауре, которая до этого момента окружала старуху. О чем я и рассказал Марьяне.
- Хм. Даже не знаю, что тебе сказать, – Ответила Марьяна. - Возможно мой наставник поможет тебе с этим разобраться. Но прежде всего его еще нужно найти…
Старуха продолжала о чем-то говорить, а я уже не находил себе места от целого роя мыслей. Зачем я попал в этот мир? Что за потоки я вижу. Как мне жить, да еще и с этими странными способностями. Что мне делать дальше? Кто же я такой на самом деле?
-…Ты меня слушаешь? – Раздался окрик старухи. - Кстати, как тебя зовут?
- Не знаю, - Я обхватил голову руками. – Проклятье! Ничего не помню! Ничего не знаю! Что мне делать?
- Успокойся, - Сарита обняла меня и начала шептать на ухо: – Я помогу тебе найти наставника Марьяны. Все будет хорошо. Если ты не помнишь своего имени мы дадим тебе новое…
Она пыталась меня успокоить и все это время в ее золотой поток вплетались все новые и новые нити, того же золотого цвета. Это было последнее что я увидел прежде чем погрузился в глубокий сон.

Открыв глаза, я увидел уже знакомую комнату. Только на этот раз на смену яркому дневном свету пришла полутьма ночи. На столе неторопливо горела свеча. Ее света едва хватало чтобы разглядеть стол и стоящий рядом с ним стул, на котором выделялся женский силуэт. Наверное Сарита. Я сел. Очень хотелось пить, но я боялся потревожить девушку, а вдруг она спит?
- Проснулся? - Взволнованно зашептала Сарита.
- Пить. – Так же шепотом отозвался я.
Как по волшебству в руках у моей новой знакомой оказался стакан воды. Я жадно пил и вспоминал, что же заставило меня проснуться.
- Я видел сон. Странный сон о том, как я был Богом, предавшим свой народ. А потом…а потом появилось нечто. Я даже не могу его описать, но точно знаю, что оно опасно и почему-то оно искало именно меня.
- Это просто ночной кошмар, - Уже в который раз меня успокаивала Сарита. – Забудь его. Тебе надо выспаться. Завтра мы отправляемся на поиски Зирандо – это учитель Марьяны. Правда она его давно не видела, но в Сигиле он частый гость.
- Спасибо. Спасибо за все! Я…я не понимаю, почему вы мне помогаете? Посторонний ввалился в ваш сад, а вы…
Сарита приложила палец к моим губам, заставив замолчать.
- Все люди разные и конечно не всех переполняют доброта и сочувствие к нуждающимся. Но поверь, мир не без добрых людей. И у тебя еще будет возможность в этом убедиться. А теперь ложись спать.

На этот раз я проспал без всяких сновидений. И не успел открыть глаза, как услышал урчание собственного живота. Причиной всему был манящий аромат стоявшего на столе завтрака. Я сглотнул слюну и встретился с насмешливым взглядом Марьяны.
- Сходи во двор. Умойся. Умывальник справа от двери. И бегом за стол, итак уже все остыло.
Уговаривать меня не пришлось. Вернувшись я поел. Но настроение испортилось, ибо ко мне вновь вернулись мрачные мысли.
- О чем задумался?
- Все о том же. Как мне жить дальше если я даже своего имени не знаю?
- Ну с именем как раз-таки все просто, - Сказала вошедшая в комнату Сарита. – Так как я тебя нашла то имя дам. А звать тебя будут - Ардор. На древнем наречии Ардо –
значит видеть. Будешь у нас видящим. Хи-хи.
На этот раз в золотую аура Сариты вплелась и растворилась в ней синяя нить.
- Ардор, - Я попробовал на вкус свое новое имя. – Мне нравиться. Спасибо! - И я улыбнулся Сарите.
Марьяна не разделяла нашу радость. С очень серьезным выражением лица она начала давать наставления:
- Ардор, послушай меня внимательно. Мой наставник уже стар, если так можно сказать про «Джека» Зирандо. Хотя немощным лежебокой его точно никто не назовет. По возвращении в Сигил, первое место куда он пойдет будет бар «Механический зад». – Старушка еще больше нахмурилась. – И ничего смешного в его названии нет. Уходя из города Зирандо обязательно в него зайдет попрощаться. Поэтому первое место куда вы направитесь будет…
Марьяна долго и подробно описывала своего учителя, его привычки, дорогу до бара и много чего еще важно и нужно. Я все это запоминал и продолжал наблюдать как раз за разом в синее плетение света старушки вплетаются потоки того же цвета.
- Иди за мной. – Сказала Марьяна и направилась в ту комнату из которой вчера она принесла шифр.
Если книги, разбросанные по всей гостиной, создавали впечатление хаоса, то личный кабинет старушки был эталоном порядка. Ни пылинки, ни соринки. Меня не отпускало ощущение, что каждая вещь находилась на своем месте. Только вот вещи это были не простые. Не трудно было догадаться, что тут находится коллекция нуменер. Странные механизмы, сферы, причудливой формы инструменты. На отдельной полке было разложено оружие: несколько мечей, щит, двуручная секира, арбалет и странная труба с прикладом.
- Бери что тебе больше понравится, - сказала Марьяна. – Я когда-то мечтала стать Джеком, но видимо оружие это не мое. Надеюсь тебе оно тоже не пригодится, но Сигил далеко небезопасный город.
- Мне не понадобиться оружие, тем более я не умею им пользоваться. – Возразил я.
- Не спорь с ней, - вмешалась Сарита. – я еще не стала полноценной Нано, а в случае опасности ты хоть как то сможешь себя защитить. А уж за себя я как-нибудь постою.
Где-то в глубине души росла уверенность: с женщиной спорить бесполезно, а если их две, то и бессмысленно. Я подошел к полке с оружием. Взял в руки меч и щит. И вдруг понял, что был не прав. Я не просто умею пользоваться оружием, для меня оно как продолжение рук. Настолько легко и просто оказалось управляться с мечем. Дважды им взмахнув, я встал в защитную стойку, сделал пару выпадов, перехватил меч обратным хватом и осекшись остановился. На меня смотрели полные удивления две пары глаз.
- Либо до потери памяти ты был лихим Глейвом, либо ты прирожденный воин, - заметила Сарита.
- А может и то, и другое, - Задумчиво добавила старушка. И уже совсем другим тоном сказала, протягивая мне кожаный мешочек. – Вот немного денег, на первое время их хватит. Это мой последний подарок тебе. Дальше твоя судьба в твоих руках. Береги себя и мою Сариту. И обязательно возвращайтесь.
И вновь в синий поток Марьяны вплелись и растворились нити света, на этот раз цвета индиго. Откуда берутся эти нити? Почему они разного цвета? И почему я их вижу? На эти и другие вопросы мне еще предстоит найти ответы. Но сначала надо встретиться с «Джеком» Зирандо. От этих мыслей меня оторвал звонкий голос ученицы Марьяны.
- Выше нос Ардор! - Сарита взяла меня за руку и уверенно пошла к двери. А я был вынужден прибавить шагу, чтобы не отставать от шустрой девчонки…

[MyTAHT]

Выложу частями, Закончил.

1 

Это конец пути. Всего за 17 дней мы настигли нашу цель в разрушенном городе без названия.
Мёртвые камни, высохшие деревья, ни птиц, ни зверей, только тени почти чёрные в провалах окон.
Пьедестал покрытый плющом, так что не разобрать как звали благородного лорда, чья разбитая статуя разбросана по городской площади.
Дюжина воинов под командованием протектора Цэрэна, четверо героев из разных Планов, и я их - проводник.

Совсем недавно в одной из таверн Сигила, они нашли меня. Шестеро искателей, такие разные и такие молодые, каждый не старше тридцати зим.
Две девушки и четыре парня, весёлые, шумные. Заказали много еды и выпивки, угощали и завсегдатаев таверны.
Я заломил сумму раза в два больше чем обычно берут проводники-ключники, а когда назвали цель, пообещал дойти до конца за пятую часть добычи.

Мои руки тряслись, а глаза горели как у бешеного кота. Я никогда не был хорош в переговорах.

Сборы были недолгими, мои новые друзья торопились. Несмотря на свой юный возраст они многое повидали, из многих боёв вышли победителями.



- Что это будет ? Золотая монетка ? Кусочек угля ? Или какое-то древнее заклинание ?
Спросила Марта, девушка с ярко-рыжими непослушными волосами.

- Придём на место и ты сможешь сама открыть портал. Пообещал я.

Насвистывая, подпрыгнуть десять раз на правой ноге.

- Может ты свистишь неправильно ? Спросил Стейн здоровый воин с шрамом от лба до подбородка, пытаясь скрыть улыбку.

- Старик, ты что подшутить решил надо мной ?!



За всё время пути три боя, даже не боя - стычки. Почти сразу после перехода нарвались на стаю то ли волков, то ли одичавших псов.
Прервали им кровавую трапезу, из таких же как мы искателей и пары лошадей.

- Дед, держись у камней. Не беги и вообще лучше не двигайся. Это мне.

Я сжал посох держа перед собой, за спиной каменная глыба. Рёв волков, крики героев, звон стали, вспышки заклинаний.
Красный туман перед глазами, такой знакомый.
Моя кровь вскипела, мышцы напряглись, ноги и тело сами приняли боевую стойку.

- Эй, у тебя в руках ольховая палка, а не двуручный меч. Чей-то тихий голос. Неужели мой.

Мгновения и остатки стаи завывая бросились прочь и от добычи, и тех кого приняли за добавку.
Даже в молодые годы я бы не стал ввязываться в драку с этими ребятами.
Быстро, слаженно, словно живой вихрь они ворвались в груду зверей, да так что куски мяса с фонтанами чёрной крови разлетались во все стороны.

На десятый день, возле лесного ручья, где мы остановились на привал, нас окружили то ли местные жители, то ли местные разбойники.
Все вооружены, правда топорами, вилами, лишь у нескольких плохонькие мечи.

Что они хотели от нас ?

Сейчас уже не узнать. Стейн с улыбкой и раскинув широко руки, словно с желанием обнять старых друзей,
которых давно не видел, подошёл к трём крепким парням.
По виду заводилам этой ватаги, а по схожести на лица - братьям. О чём они говорили я не слышал, хоть и говорили они громко, но все сразу.
Братья сначала бледнели, потом краснели, потом говорил только Стейн помогая себе руками.
Из троицы словно выпустили весь воздух, они осунулись и пятясь, подавая знаки своим товарищам отступили.

- Эй, что ты прячешь в кошеле на шее ? Какое нибудь сокровище ? Райнер - честный парень с ясными глазами, меткий лучник,
не болтливый, одна беда - что на уме, то и на языке.

- Эй, старик, ты бы помылся, а то от тебя пахнет как от дохлого огра. Честные слова.

- Так всё-таки что в кошеле ?

- Талисман. Могущественный и редкий. Подарок отца. Лживые слова.

Потом двое из нас ушли дорогой Истинной Смерти. Мерзко, жутко.
На исходе второй недели мы зашли в посёлок пополнить припасы,
Когда люди поняли, что перед ними не убийцы-грабители, а герои; устроили пир, а староста поклонившись витиевато попросил о помощи.

Из руин покинутого города на село наступают умертвия, как могут люди держат оборону, но через день-два кого-то не досчитываются,
Страх перед мёртвыми и то что их ждёт та же судьба и плохо скрываемая радость: "Слава богам, не меня" читались в их глазах.
От денег мои соратники отказались, хотя староста долго настаивал.

Когда каменные развалины показались на горизонте, на привале,
Оливия - тихая светловолосая волшебница: лекарь и архимаг (когда она говорила - архимаг, то всегда немного краснела) Святой Академии и Райнер
(как оказалось превосходный следопыт-охотник) хрипя, упали на землю. Их лица и шеи почернели и вздулись, ртом пошла кровавая пена.
Когда они начали раздирать ногтями свои лица до костей Белтрэн прекратил их страдания.
Яд в бурдюке с вином.

Голосование. "Вернуться в посёлок, и сжечь его дотла". Одна - за. Трое - против. Я как чужак не голосовал. Время уходило.

- Знаки говорят, он рядом, там в руинах. Тёмный колдун которого вы ищете. Поторопил я отряд.

Новое голосование. Разобраться с основной задачей, а потом вернуться к "гостеприимным селянам", и найти виновных. Все - за. Я тоже поднял руку.

Это было кладбище: плиты, надгробия, десяток воинов в кольчугах все как один с копьями, отбивались от мертвяков.
Уверенно, организованно, под командованием седого лорда с серебряным венцом на голове, размахивающим двумя мечами, они отбивались от толпы нежити.
По кучам мяса и костей то там, то там, было понятно, что бой идёт уже давно и силы покидают воинов.

Как оказалось не такие уж уставшие они и были.

Нашу команду обезоружили в мгновение ока, по одному взмаху руки человека в чёрном плаще. Он откинул капюшон.
Бледное молодое лицо, длинные тёмные волосы. Особенно выделялись глаза. Мутные белки без зрачков, словно он был слеп.

Двое из нас ранены: Марта пронзена копьями, из прикушенной губы идёт кровь, но держится на ногах. Оу, я видел уже такое.
Последняя, "козырная" карта как говорят в одном из Планов.
Магия собственной крови Берсерков. Обратной дороги для неё нет. Впереди только смерть.
Воины не отшатнулись, только крепче перехватили древка.
Стейн зажимает левую руку, отрубленная кисть на земле, немое напоминание об излишней доверчивости.

- Старик, самое время для талисмана. Чей-то шепот.



- Огаст ! Человек в плаще громко позвал меня по имени, которое знали лишь несколько посвященных.

- Давно не виделись, старый друг. Уже улыбаясь.

2 

Двое стражей молча отошли от меня в сторону, лёгкий кивок, видимо знак уважения, хотя конечно они не могли меня знать.

- Я охотился за шестью героями, но где же ещё двое ?

- Их больше нет в этой.. тени.. негромко сказал я. Но человек в плаще даже не повернул голову в мою сторону.

- Сколько же вы разрушили моих крепостей ? Скольких слуг моих убили ? Его голос срывался на крик.
- Вы как гончие псы, как бы я не пытался стряхнуть вас со следа, всё время дышите в спину.
- Мне надоело убегать и я решил, что будет замечательно если вы сами придёте ко мне.

- И в этом мне помог - поднял руку, указывая на меня - Этот старый сосуд греха.

- Помнишь наши славные годы ? Уже обращаясь ко мне.
- Враги падали сотнями под стопами, вина и редкие яства, девы чьей красоте завидовали богини. Весёлые денёчки.

- Что ? Не узнали своего провожатого ? Ну конечно, вы же так молоды.
- Сорок лет назад Тёмный Генерал, прозванный Йоргом-Кровопийцей, утопил несколько Планов в огне и крови.
- Не жалея ни врагов, ни союзников он железной рукой обьединил под своим командованием сотню тысяч лучших бойцов и основал государство.

- Большая ошибка.
- Самые верные воины предали его, и в их глазах была не жажда власти, а страх.
- Ха ха. Глупцы и трусы, кричали о справедливости, о божественном правосудии.

- Как будто их руки не были по локоть в крови, и их ждало прощение за подлый удар в спину.

- Когда я узнал, что вы направляетесь в Сигил, отправил гонца с посланием к своему старому... Учителю, да учителю. Благодаря ему я многому научился.



Короткое письмо, Скорее инструкция. Я мог порвать его, свернуть шею посланнику и уйти из города.
Но я потратил день, раздавая монетки уличным мальчишкам и наказав отправить в таверну, которую я выбрал в качестве своего поста,
группу из шести искателей, которая будет искать ключника или где можно остановиться на постой.

Мне оставалось только ждать, потягивая пиво, и время от времени проваливаться в неглубокий, но чуткий сон..

Разговаривал за отряд Васко. Стоило выйти из таверны, и он увязался за мной.
Невысокий, кряжистый парень с широкими плечами, по замашкам, походке и загорелой коже - моряк.

- Погодь, дед. Я слышал ты знаешь много дверей и у тебя есть ключи от них. Я осторожно кивнул.
- Есть работёнка. Он потряс набитым кошельком на открытой ладони и подмигнул.

Мы вернулись обратно, Я сел за их стол, начались переговоры: разговор лился неспеша, вопросы-ответы, кто-откуда, что повидали, оценивающие взгляды.
Небольшой задаток - сорок монет, спрятал за пазуху.
Завтра в путь, веду на убой, сбор у таверны, как скот.



Человек в чёрном плаще не умолкает. Миг триумфа - враги сами пришли в ловушку и сейчас встретят свою Истинную Смерть.

Я отворачиваюсь от горящих глаз моих уже бывших соратников. На лице и шее Марты выступили красные руны, лицо Стейна наоборот побледнело как саван.

Время вышло.

Пора.

До фигуры в тёмном - меньше пятнадцати шагов.

Так близко и так далеко.

3 

Легкое движение рукой и кожаный кошель в рукаве куртки скользнул в левую ладонь.
Внутри колба с ослепляющим порошком, просто сдавить по-сильнее и отбросить подальше.

Жаль не могу предупредить.
За спиной под плащом кривой кинжал: лезвие длиной в две ладони, щедро обработанное редким ядом и огненными заклинаниями.

Войдет снизу, под рёбра и пронзит чёрное сердце.

Пора.

Я сделал шаг.

В мёртвых глазах человека в чёрном разгораются красные угольки.

Хруст стекла в тишине, как будто сломалась сухая ветка.

Какое-то смазанное движение слева.

Ещё шаг.

И мир взорвался.

4 

По каменной брусчатке улочки не спеша идёт понурая лошадь.
Её ноша - пустая телега и возница - худой, в каких-то грязных тряпках намотанных по всему телу, неопределённого возраста человек.
Ему могло быть чуть за тридцать и далеко за семьдесят.

Добравшись до городской площади, лошадь встала.

Человек откашлявшись и набрав побольше воздуха громко произнёс:

- Я собиратель усопших в миру и павших в бою ! Проводник в загробный мир бренных тел и душ !
- Ваши почившие друзья и враги найдут вечный покой в Мортуарии.

Воронье дружно взлетело, на первых словах человека, не оценив его проникновенную речь.

Вся площадь была покрыта кровью, От тел ещё шёл пар и мелкие снежинки таяли на лицах.

Лошадь повидавшая со своим хозяином уже десятки подобных зрелищ, задремала.
Их ждала ещё обратная дорога, и телега будет ой какая тяжёлая.

- Да, - сказал человек улыбаясь и натягивая рукавицы из грубой ткани - Знатная будет пожива. - и ловко спрыгнул с телеги.

5 

Резкий порыв ветра. Пламя свечи задрожало, сжалось, но снова выправилось и словно стало ярче.
За спиной должна быть деревянная стена таверны. Странно, откуда ветер ? Я обернулся. Стена на месте.
Стол, свечи, початая кружка пива.

У окна, навалившись на стол чернобородый детина с огромными кулаками, шумит и задирает остальных словно он главарь отважной шайки,
но я знаю, да и все в этой таверне знают что он ******* кузнец и когда идёт по нижней улице рогами упирается в верхнюю.
Вот сейчас он сделает подножку мальчишке-служке. Бум. Напускные детские слёзы и рёв, будешь молчать, двинет своим кулаком-кувалдой под дых.

Открывается дверь.

Первый - Рейнар. Цепким взглядом окидывает таверну, подаёт знак вслед идущим: всё в порядке.
За ним - Стейн. Оглядывается и идёт к окну. наклоняется над столом и буяном.
Сейчас он повернётся в сторону стойки: - Самую большую кружку пива, моему новому приятелю.
Третья - Марта, сразу за ней Оливия,
Белтрэн гремя доспехами, шлемом, щитом, булавой и фляжкой на поясе, гремя так как будто он целиком из железок, сразу вызывает общий интерес и оживление.
И наконец Васко. Когда он подходит к большому столу в центре залы, все уже сидят оставив ему стул аккурат напротив меня. Его взгляд лишь скользит по мне.

Опускаю голову.
Кружка почти пуста. Пиво здесь разбавляют водой, а то и помоями, особенно таким старым хрычам как я.

Вино тоже можно разбавить, кто-то разбавляет водой, а кто-то ядом.
В этот раз всё будет по-другому.
Что-то надо придумать с лордом-протектором и его славными копейщиками..
Надо заглянуть к знакомому лавочнику, для меня он всегда оставляет что-нибудь редкое, под этим "редкое" зачастую подразумевается - очень опасное.

Но сначала, выкинуть из памяти их имена. Пока они не представились сами, я их не знаю, не нужно лишних подозрений.

Я поднялся из-за стола, и опираясь на посох, вышел из таверны.
С ними нужно поговорить и о многом поговорить, но не здесь, тут много лишних ушей, лучше после перехода.


Я никогда не был хорош в переговорах.

Раньше после этих слов я срубал голову, а то и десяток буйных голов.

- Да. Весёлые были денёчки.

6 

Мир стал бесцветным: небо в грозовых тучах, порушенные дома, высохшие деревья. Даже ворон на каменном пьедестале был не угольно-чёрным, но грязно-серым.
Две дюжины путников словно присели отдохнуть у костра, но вместо пламени и жара на земле чёрная масса без очертаний.

- Я Собиратель Усопших - с трудом, по словам выговорил человек в лохмотьях. То что должно было стать выгодной поездкой, кажется принесёт одни неприятности.
Чувство лёгкости сменилось тревогой, почти паникой.

- Всё хорошо - сказал человек сам себе - Просто поищем другие места, так ведь, Рыжик ?
За спиной, старенький жеребец запряженный в телегу одобряюще фыркнул.

Но взгляд не мог оторваться от то ли людей покрытых с ног до головы пеплом, то ли песчаных статуй, а особенно от чёрной фигуры в центре.
Ноги не слушались, и кажется сами шли по своей воле. Даже голову не повернуть.

На белом лице-маске ни линии рта, ни носа, только бездонные глазницы. Словно стоишь на краю пропасти, стоит сделать шаг и полетишь в бездну.
Длинные, тонкие пальцы скорее кости шевелятся будто пауки и тянутся к ногам.

- ПОМОГИ МНЕ ПОДНЯТЬСЯ ! - резко, громко, и это не просьба, а приказ.

- Подняться, ага - человек засомневался, сами эти слова были почему-то до смешного невероятны. И мысль - Это же как схватиться за Бесконечный Пик и Внешние Планы вздёрнуть.

Но его рука сама потянулась к пальцам-веткам, виски сжало стальным обручем.

Резкая хватка.

Рывок, пронизывающий руку холод, кажется оторвана.

Боль. Крик застрял в горле...


- Аарргх, тьфу ! Колено, воот же ***** - осознание, свечи уже потухли, рука на месте, а на улицах ещё ночь. - приснится же жуть, ох не к добру.

Человек перевернулся на другой бок и затих.



- А всё от усталости, покойников то я никогда не боялся, наоборот завсегда им рад - успокаивал он сам себя - Точно. Что я всё без отдыха туда-сюда мотаюсь, как прокажённый.

- Сниму вот номер в приличной гостинице дней на двадцать - ненадолго комната погрузилась в тишину, мысль развивалась дальше - Не. В приличную гостиницу меня и на порог не пустят..

- Говорят в долине Тысячи Мечей на реке Буйной прииски открылись - долгий зевок - Найму пару толковых ребят, куплю участок и буду мыть золотишко.

- ну их мертвяков к чертям, одни расстройства... - на этот раз сон человека был спокойным и крепким.

.

[Healthbringer]

И.В. Рябчиков. The End of Numenera.

1. Навстречу Свету

Тропой печали

Предположительно
Гимн Гильдии Целителей Отступников,
отрекшихся Воплощений Изменчивого Бога
оригинал утерян, восстановлено по памяти)

Тропой печали я иду,
Привычный облик свой теряя,
Неся чужой судьбы звезду,
К вратам потерянного рая.

Я растворяюсь в пустоте –
Земли, Огня, Воды начале,
Развоплощаясь в темноте,
Преумножающей печали.

Мне слышен шепот душ людей,
Детей когда-то потерявших,
Сгоревших в хворях, как в огне,
И на полях сражений павших.

Мне виден слабый тёплый свет
Детей, покой во тьме нашедших,
Поблёкших словно листьев цвет,
Столь рано в мир иной ушедших.

И разрывая вечный мрак
Судьбы сияющей звездою
Я вижу в небе Творца знак,
Связавших нас навек с тобою.

Лечить людей я дал обет,
Покой в печали обретая.
Вся моя жизнь - один завет:
Светя другим, я сам сгораю...

Тропой печали я иду,
Привычный облик свой теряя,
Неся твоей судьбы звезду,
К вратам потерянного рая.

Из окна автомобиля казалось, что город умирал от июльской жары. «Умирал» в прямом смысле этого слова: раскрасневшиеся, с капельками пота на обреченных лицах, пешеходы печально брели по плавящемуся асфальту, словно в последний путь; водители тихо стонали в своих автомобилях, нервно сжимая рули и тыча в готовые отвалиться кнопки кондиционеров. В городе воцарилось субботнее безумие: жара словно срывала с людей все покровы и снимала ограничения: отовсюду слышалась мужская ругань, женские истеричные крики, визг тормозов.

Опять дежурство будет адским – размышлял молодой детский травматолог Михаил Колесников – для друзей просто Миша - заезжая на своей старенькой иномарке на пропускной пункт городской больницы – опять бессонные сутки в сумасшедшем ритме: нескончаемый поток переломанных, искалеченных детей и взрослых, брызги крови на стенах и операционном столе, липкая грязь вперемешку с потом, калом и мочой на одежде и каталках… Повсюду горе, людская боль и страдания. Это ощущение пережитого ужаса словно тяжелым болотным туманом накрывало всю больницу. Казалось даже, что в коридорах приемного покоя, санитарных комнатах, репозиционных, перевязочных, операционных сам спертый воздух лишал пострадавших последней надежды на жизнь.

Михаил весело помахал дежурным регистраторам, уткнувшимся в компьютеры у стойки, получив в ответ лишь вымученные улыбки. Уже с утра у девчонок аншлаг, опять бесконечные звонки от родственников пострадавших, дежурных врачей соседних клиник, – подумал он, заходя в лифт. Двери старого лифта со скрежетом закрылись только с четвертого раза, когда Михаил, пробормотав ругательство, уже собирался выходить из него и идти по лестнице. Подойдя к дверям ординаторской, он замер на мгновение, но тут же с мрачной решимостью на лице рванул на себя дверь.

Сказать, что ординаторская отделения была похожа на преддверие ада, значит вообще ничего не сказать. Тяжелый горячий воздух валил с ног врача. Этой страшной смесью запаха специй быстрорастворимой лапши, несвежих салатов из супермаркета, колы и дешевой колбасы дышать человеку, не имеющему отношению к медицине, работе в неотложке, вообще было невозможно. На ум сразу пришел девиз дежурного врача, придуманного местными анестезиологами «Героизм, приапизм, метеоризм!». Превозмогая накатившую волну отвращения и рвотных позывов, Михаил рванулся к окну. Порывы легкого летнего ветерка так и не изволили появиться в ординаторской.

Комната напоминала картину последних минут жизни воина на поле сражения. Вот тут он полз, истекая кровью. Тут лежали истории болезни поступивших за сутки пациентов, протоколы операций и рентгеновские снимки. Тут он совсем ослабел. Тут одинокой кучкой белели разбросанные в углу листы врачебных назначений. И наконец, на последних минутах дежурный врач бросил свое измотанное тело и «умер», забывшись тяжелым неспокойным сном. На расправленном кожаном диване, занимавшем чуть ли не треть комнаты, лежали старый дырявый матрац, наверное, времен взятия Бастилии, мятый врачебный халат, весь в пятнах засохшей бурой крови. Завершала картину бурной ночи надпись, коряво выведенная словно кровью красным маркером на дверце старого холодильника: «67 пациентов за ночь!»

Вызов принят, - усмехнулся Михаил. Переодевшись в операционный костюм, он подошел к настенному зеркалу и критично посмотрел на себя. На него глядел слегка лысеющий молодой мужчина лет тридцати: темные волосы, высокий лоб с ранними морщинами, серые глаза, строгий, слегка насмешливый взгляд. «Лицо, отягощенное двумя высшими образованиями» - сразу пришло ему на ум. Память услужливо подсунула фрагмент характеристики из личного дела капитана медицинской службы М. Колесникова с пометкой «Офицер управления. Спец. состав»: «…в психологическом портрете М. Колесникова четко прослеживаются такие черты, как жизнерадостность, увлеченность, отзывчивость и общительность...».

Да, хорошую тогда характеристику для присвоения очередного звания мне дал командир части, чувствуется стиль выпускника Военно-медицинской Академии, - весело улыбнулся сам себе Михаил. Воспоминания о службе в армии всегда вызывали у него самые теплые чувства.


Резкий звонок мобильного телефона оторвал врача от зеркала. Звонила Настя, дежурный регистратор, это значило, что в приемный покой поступил очередной искалеченный пациент.
Спустившись в приемное отделение, Михаил шел по гулкому коридору. Легкое возбуждение охватило его, словно гончую собаку в предчувствии большой охоты. Самая большая прелесть дежурств по неотложной травме то, что никогда не знаешь, с чем столкнешься, - размышлял он на ходу, – будет ли это небольшая резаная рана кисти, которую ребенок получил дома, оставшись без присмотра родителей, или тяжелая автодорожная травма, в которой пострадала целая семья, когда спасение жизней будет требовать от врачей дежурной бригады максимальной самоотдачи.

Михаил подошел к стойке медицинских регистраторов.
- Ну, кого там привезли, Насть?
- Не знаю, Миш, подросток какой-то, без направления, одет очень странно, на актера похож.
- Сопровождающие есть?
- Нет, пришел к нам один, упал у стойки регистрации. Санитары его увезли в смотровую, поторопитесь.
- Лечу, лечу.

Войдя в смотровую, Михаил на мгновение даже оторопел. Актер из Театра юного зрителя? – подумал он. Нет, скорее, косплей, уж слишком реалистично. Конечно, косплей, - утвердился он с мыслями. Казалось, что лежащий на каталке ребенок на самом деле будто только что сошел с театральной сцены или вернулся с тематической вечеринки фанатов ролевых игр.

На вид ему было около двенадцати лет. Длинные светлые волосы пропитались кровью и теперь лежали бурым комом на плече. Кровь застыла печальной маской смерти на большей части его лица. Но вот глаза! Эти глаза испепеляли врача гневным взглядом, они сверлили его насквозь. Михаилу был знаком этот взгляд еще с армейских годов. Так смотрели на него опытные боевые офицеры, когда он допускал какую-то серьезную оплошность при несении службы. От этого взгляда ему сразу стало холодно и неуютно.

Худобу ребенка с трудом скрывал его просторный, экстравагантный наряд. Вся одежда была из красноватой кожи с черными бархатными вставками, на которой бурые пятна крови были едва заметны. Куртка с множеством кармашков, белая сорочка с ажурным воротником, штаны с клапанами, кармашками и кожаными шнурами, сапоги с заостренным носом, перчатки с обрезанными пальцами, все это было несколько велико ребенку, будто он донашивал одежду за старшим братом. В глаза сразу бросались два массивных серебряных перстня-печатки с темным камнем на безымянном пальце каждой руки. На шее ребенка на массивной серебряной цепочке был медальон, на котором почему-то была изображена знакомая до боли эмблема ортопедии: хрупкое искривленное деревце, надежно подвязанное к деревянному столбу.

Он лежал на каталке, скорчившись в позе эмбриона, прижав руки к животу. Обе кисти были неестественно вывернуты, правое бедро было деформировано под углом, словно в нем появился новый сустав. Стараясь не замечать тяжелого взгляда ребенка, Михаил уже отдавал команды замершим у каталки санитарам Стасу и Алексею: У нас сочетанная травма - черепно-мозговая травма, перелом правого бедра, перелом костей обоих предплечий. Срочно вызывайте анестезиолога, звоните операционной сестре, пусть готовит операционную. Будите лаборантку, пусть возьмет развернутый анализ крови. Вызывайте на нас дежурного нейрохирурга из детской республиканской больницы, если надо, вышлем машину. Поехали! – Михаил хлопнул в ладоши, санитары выбежали из смотровой. Врач остался один на один с пациентом.

- Denleygal… Hawtinald… NUMENERA… , - охрипшим то ли от волнения, то ли от кровопотери голосом произнес ребенок.
- Ну что ты смотришь на меня так, словно я потерял бойца во время наряда, - пробормотал Михаил.
- Denleygal… Hawtinald… NUMENERA…, - повторил со злостью в голосе ребенок.
- Прости, но я не понимаю, что ты пытаешься мне сказать, впрочем, сейчас мы поищем твоих родителей и во всем разберемся.

Михаил собрался было уже выйти из смотровой, оставив необычного пациента наедине со своими мыслями, как тот резко привстал, громко застонав от боли, и жестом сломанной руки указал врачу на край какого-то свертка, видневшегося из-под ворота куртки.

- Ну хорошо, хорошо, не переживай ты так, возьму я твое сокровище, - усмехнулся Михаил, аккуратно вытягивая узкую длинную трубку из недр куртки ребенка. Эгей, - воскликнул врач, - ну и подготовились вы там к ролевым играм. Действительно, сверток был занятный. Это оказался туго свернутый в трубку свиток из плотной бумаги, запечатанный массивной печатью. На ней было изображено солнце с множеством коротких лучей. В середине солнца были расположены кругом три символа: косой крест, скала с бьющим из нее ручьем и нечто округлое бесформенное. Михаил задумался, ломать ли массивную печать, но его размышления прервали самым неожиданным образом.

В спину травматологу ударила волна холода. Не того холода, что встречает ясным морозным зимним утром, когда хочется беззаботно радоваться жизни, а того, что поджидает при входе в старый заброшенный фамильный склеп, когда единственным желанием становится спешно покинуть компанию усопших. Михаил резко повернулся и обомлел. Слишком много неожиданностей за одно дежурство, - мелькнула и забилась где-то на задворках разума шальная мысль.

На пороге смотровой стоял высокий, под два метра ростом, мужчина. Он был одет в просторную черную с отливом вороного крыла тунику и черные шаровары, на ногах черные туфли с загнутым носом. Черный плащ с капюшоном за его спиной, удерживаемый у горла крупной брошью в форме когтистой лапы не свисал безвольно, а трепетал, словно живой, будто его хозяин не замер на пороге смотровой, а шел против штормового ветра.

Утонченные черты его лица были обезображены идущим от брови к щеке шрамом. На месте правого глаза в глубине глазницы хищно горел голубой огонек. Длинные пальцы правой руки с множеством перстней в виде черепов «незнакомца в черном», как его мысленно окрестил Михаил, извивались как могильные черви в непонятной хищной пляске, будто они были чем-то самостоятельным, живым. Пальцы левой руки сжимали посох. Посох был так же страшен и непонятен, как и его владелец. Он представлял из себя длинную кость какого-то животного, всю покрытую непонятными для Михаила символами, с насаженным на навершие человеческим черепом, но с вытянутой нижней челюстью и огромными клыками. Самым пугающим в посохе было то, что глазницы черепа горели холодным синеватым огнем. Незнакомец в черном смотрел то на ребенка, скорчившегося на каталке, то на врача, застывшего у шкафа с медикаментами, взглядом степного орла, готовящегося спикировать на замеченную им мышь.

Миша хотел крикнуть: Охрана! У нас посторонний! – но слова застряли у него в горле. Ужас сковал его руки и ноги при виде того зрелища, что открылось его глазам. Охрану звать уже не надо было, она была здесь. Из-за спины незнакомца в черном показался охранник частного охранного предприятия Дима, которому судьбой выпал тяжкий жребий дежурить именно в этот день…

Он медленно шел на Мишу, вытянув перед собой руки с переломанными пальцами, левая голень и стопа были вывернуты наружу, но он не обращал на это никакого внимания. Голова его было наклонена набок. Из разорванного зияющего рта густо капала на черную форму слюна с темной кровью. Из огромной раны живота при каждом шаге охранника валились все новые и новые петли кишечника.

Он может управлять мертвыми! Это же некромант! – эта мысль вспыхнула в воспаленном мозгу Миши и быстро угасла.
Arak Male Karveron! – воскликнул незнакомец в черном, и охранник остановился перед врачом, как вкопанный. Внезапно взгляд некроманта упал на свиток, который Миша судорожно сжимал в руке. Утонченные черты его лица исказила кривая усмешка. С чувством превосходства некромант потянулся к врачу, чтобы забрать его, но этому помешали непредвиденные обстоятельства. Ребенок, про которого на какое-то время забыли все присутствующие в смотровой, увидев, что врач сжимает в руке заветный свиток из последних сил, приподнялся, забыв про свои увечья, и закричал так, что у Миши от неожиданности чуть не подкосились ноги. DENLEYGAL! HAWTINALD! NUMENERA! – чеканил он каждое слово, и охрипший голос его звенел металлом.

Дальнейшие события Миша помнил смутно. Разум упорно отказывался воспринимать происходящее, как реальность. В травматолога ударил откуда-то сверху столп голубого пламени, которое моментально окутало его, не принося, впрочем, никакого вреда. Врач недоуменно смотрел, как его руки и ноги исчезают, словно тающий по весне снег, в этом пламени. Последнее, что запомнилось Миша перед тем, как потерять сознание, это то, как хрипло смеялся умирающий ребенок на каталке над некромантом, в слепом бешенстве метавшимся по смотровой и колотившим в приступе ярости тяжелым посохом труп охранника.

Добавлено через 4 минуты
2. Навстречу Тьме

Песнь Тёмного клинка

Предположительно Ода Хранителю Баланса
(оригинал утерян, восстановлено по памяти)

Меня ковали на погибель силам Света,
Во имя Тьмы, насилия и зла!
И будут долго плакать вдовы где-то,
Когда мужей их вечная поглотит тьма.

Клинок мой закаляли в лаве ада
И охлаждали в струях детских слёз -
Во мне святого нет, раскаянья, пощады!
Я Разрушитель ваших светлых грёз!

В меня вложили чёрные заклятья,
Чтоб я лишь боль и ненависть вам нёс,
Чтоб умирая, вы шептали мне проклятья,
Чтоб в дело Зла я страшный вклад привнёс.

И дрожь смертельная охватит ваши руки,
И я увижу лишь мольбу в ваших глазах.
Я с чёрной радостью несу вам ада муки.
Я в слабых душах ваших сею смерти страх!

Я глас греха, порока, мрака, злости!
На мне дымиться будет ваша кровь.
Я буду с воем рассекать ваш мозг и кости
И с новой силою рубить вас стану вновь!

Так трепещите предо мною, сыны Света!
Спеши и ты спасти свою семью!
Хотя, мне кажется, напрасно будет это -
Ведь я уже в глаза твои смотрю!




Сначала Миша не чувствовал и не воспринимал вообще ничего: ни света, ни цвета, ни звука. Больше всего пугало то, что он не ощущал своего тела. Попытка пошевелить руками и ногами не привела ни к чему – будто их и не было вовсе.

- Ну что же, я умер, - заключил он, - клиническая смерть, скоро настанут необратимые изменения в тканях головного мозга, и я закончу свой бренный путь на этой земле. Сейчас, наверное, появится небольшая комната с двумя дверьми и в ней апостол Петр со связкой в тысячу ключей. Он скажет: Ну, здравствуй, отрок. Давай посмотрим, куда тебя определить, в рай или в ад. Откроет он тяжелую книгу, найдет там описание моей жизни и скажет: «Жил ты праведно, не без грехов, конечно, но лечил детей, спасал от смерти. Дело это богоугодное, так что определим мы тебя в рай. Будешь так же работать детским травматологом, травм и на небесах хватает. Отдельный участок земли, свой дом на берегу озера. Зарплата высокая, премии, квартальные, тринадцатая зарплата. Продуктовый паек каждый день. Два раза в год путевки от райского профсоюза на курорт. А по субботам будут вас водить в ад на экскурсии, показывать, какие муки грешникам отведены».

Размечтавшись, Миша не сразу заметил, что пустота вокруг начала меняться. Перед ним стали мелькать разноцветные сполохи, будто грубые мазки художника по полотну будущей картины. В окружающую тишину стали врываться обрывки каких-то мелодий, не то бравурные солдатские марши, не то погребальные песнопения. И вдруг все внезапно прекратилось, и он стремительно стал падать с огромной высоты. Это было так неожиданно и страшно, словно новорожденного котенка махом окунули в ледяную прорубь. Резко вернулось ощущение своего тела. Оглушительный вой встречного ветра заложил уши. Воздушный поток трепал врача, словно тряпичную куклу. Земля стремительно приближалась. Миша с ужасом заметил, что под ним стали появляться верхушки деревьев. Эх, переломает так, что в закрытом гробу хоронить будут, – подумал он, - седой судмедэксперт будет осуждающе покачивать головой, собирая в пакет останки, и бормотать под нос: как же вас так, батенька, угораздило разбиться.

С чувством облегчения Миша успел заметить, что падает все-таки в какое-то болото. Хоть какой-то шанс на выживание, - это была его последняя мысль. Всплеск, глухой удар, боль такая, что казалось, все болевые рецепторы сошли с ума и, наконец, спасительная темнота.

Сознание возвращалось к нему не сразу. Миша даже боялся сразу открыть глаза. Сначала это были мелькающие огни и тени, неясные очертания, контуры. Затем к общей картине присоединились запахи. Пахло травами, чем-то успокаивающим, теплым и добрым. И только после того, как к нему окончательно вернулось ощущение собственного тела, Миша открыл глаза. Ему предстала следующая картина.

Он лежал, на деревянной кровати, прикрытый грубой тканью, похожей на мешковину. Никакого постельного белья у хозяев предусмотрено не было, его заменял плотный покров из засушенных трав, от которых исходил приятный, успокаивающий и слегка дурманящий аромат. Небольшая комната без окон, низкий потолок. Стены из бревен, почерневших то ли от копоти, то ли от старости. Широкая низкая дверь без ручки. В углу комнаты печь с лежаком, заслонкой и многочисленными нишами и полочками, на которых важно покоились пузатые чугуны. Заслонка печи была приоткрыта, весело пляшущие языки пламени тускло освещали комнату. В углу стояли ухват, кочерга и деревянная лопата. При виде этой печи, похожей на исконно русскую, на душе у Миши стало легко и спокойно. Все стены комнаты были устроены полками, на которых лежали тщательно рассортированные неизвестные врачу сушеные ягоды, цветы, стебли и листья, корневища. Ни дать, ни взять аптека, - хмыкнул Миша.

Наконец рядом с изголовьем своего ложа Миша увидел бесформенную кучу изломанных веток, увядших листьев и засохшей грязи. Все бы ничего, но когда он заметил, что из этой кучи на него с любопытством смотрят два больших желтых немигающих глаза, его прорвало, и он дико закричал: «Ааа!» Миша никогда не считал себя трусом, но когда при его крике эта куча вскочила и, семеня тоненькими ножками и взмахивая тоненькими ручками, бросилась вон из комнаты, гулко ударившись о дверь, сам вскочил на кровати, ощущая полную беспомощность.

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату кто-то вошёл. Миша забыл даже о правилах приличия и не поприветствовал хозяина, не поблагодарил за своё спасение и тёплый приём. Он с ужасом смотрел вниз на своё тело: на плечи спадали густые, цвета воронова крыла локоны, и к земле его тянули две большие упругие груди с темными сосками. Сознание покинуло молодого врача, и он словно подрубленный серпом колос рухнул в спасительное забытье…

Сначала были звуки, затем негромкий гул, писк приборов, вкрадчивый шёпот, потом все это стало сливаться в обрывки фраз: Т-транспортировка… прошел Z-барьер… да, понимаю… ошибка телепортации… первый случай за все время Турнира… нет, он ничего не знает… как рассказать… это выходит за рамки моих обязанностей… крайне высокий уровень Psy-активности… тотальное поглощение Тьмой… по предварительным оценкам, темная магесса… неидентифицированный деструктор Тьмы XI-XII класса… да, с таким впервые… нет, помощь не нужна… доклад окончен… дежурный офицер…


Я сбрендил, полностью и бесповоротно сбрендил, - с ужасом размышлял про себя Миша, боясь открыть глаза. А может быть, я просто отравился? Лапшой и колой? Или салаты из магазина были несвежие? – мысли так и кружились в его голове.

- Нет, не отравился. Вставай, мне нужно многое тебе объяснить, - скрипучий старческий голос вырвал его из череды рассуждений. Миша осторожно повернул голову и приподнялся на ложе. Глазам его предстала занятная картина.

В центре комнаты стояла небольшого роста сгорбленная старушка. Таких старушек можно увидеть каждый день на базаре с авоськами или на лавочке у подъезда, обсуждающих ночные выходки соседей - «проституток и наркоманов». Открытое лицо, приветливый взгляд, добрая искренняя улыбка. Но вот только такие бабушки-старушки не носят чёрные робы, подвязанные высушенной змеёй словно обычной верёвкой и не стучат бодро по висящим в воздухе полупрозрачным терминалам с мигающими сенсорами.

Ну, как тебе, Миш? Недаром в молодости я сдала в Академии экзамен по социоментальной адаптации к примитивно мыслящим существам на пять! – старушка довольно подбоченясь подмигнула Мише.
Эммм… ааа… ооо… - только и вырвалось из его рта.
Мда, сколько вот встречала вас, землян, но каждый раз не перестаю удивляться вашей примитивности, - старушка залихватски подкатила от печи берёзовый чурбан к Мишиному ложу и села рядом с ним.
Не бойся, не съем, я же не Баба-Яга, - она залилась приятным звенящим смехом.
И да, я умею читать все твои мысли, - две недели обучения, и ты так сможешь. И да, русский язык я знаю в совершенстве – первичный цикл обучения архаичным языкам в Академии.
Сделаем так, - сейчас я тебе поведаю, куда ты попал, что с тобой случилось и что нам делать дальше. Лежи, лежи, не вставай. И не мычи, всё равно ничего путного не скажешь.

Миша обречённо молча кивнул старушке и, глядя на неё умоляюще словно пациент на операционном столе на анестезиолога перед тяжелой операцией, покорно затих.

Поёрзав на чурбане, старушка наконец нашла удобное положение. Положила натруженные руки на колени. Машинально разгладила от складок подол поношенной робы. Лицо её приняло умиротворённый, но в тоже время торжественный вид. Глубоко вздохнув, она начала свой рассказ…

Меня зовут Хакла. Мы сейчас находимся не на планете Земля, как ты уже наверное догадался. Эта планета зовётся Numenera, на местном наречии Evimel - одна из трёх планет системы Kor. Сама планета является одной из множества загадок Упорядоченного, так как образовалась путем слияния двух миров Evial и Meljin. Где это всё находится? Очень далеко, выражаясь вашим языком.

Я представитель одной из рас-победителей в XIV Межгалактической войне. Жителям этого мира мы известны как Дальние. Как ты уже наверное понял, старушка – это не мой настоящий облик. У моей расы нет деления на особи мужского и женского пола, но чтобы тебе легче было меня воспринимать, считай меня бабушкой, бабушкой Хаклой. Мой внешний вид напоминает… эмм… показать что ли… хотя нет… при виде трёхметрового рогатого демона с крыльями и копытами тебя ещё кондратий тут хватит… - шамкала старушка. Я дежурный офицер телепортационной станции Фреймид, XVIII звездная эскадрилья Ирион. Обеспечиваю своевременное прибытие и убытие участников XI циклического трансгалактического Турнира Упорядоченного.

Ну, так вот, при перемещении по спирали пространственно-временного континуума ты должен был попасть в Круг телепортации, сюда на станцию Фреймид. Но вместо этого зачем-то упал из-за погрешности Т-транспортировки в топь Энгорум. Да и сгинул бы там, но К.И.С.А. тебя нашел и перенёс сюда.

Кто-о-о? Киса? – только и вырвалось у Миши.

К старушке тут же подкатился уже до боли знакомый Мише комок грязи и веточек, уставился на врача большими жёлтыми немигающими глазами. Комок с легким шипением стал буквально выворачиваться наизнанку. Миша с удивлением смотрел, как вместо темно-коричневого комка из веток, листьев и грязи перед ним словно кубик Рубика выстраивался из различных модулей будто мозаика самый обычный… кот. Небольшой такой белый кот с чёрным хвостом и тремя чёрными пятнами на спине.

К.И.С.А. - ксеноморфная исследовательская система автоматизированная «Полиморф-1», - продекламировала Хакла и почесала кота за ухом. Тот довольно заурчал, потерся о старушкину ногу в лапте спиной и, свернувшись в клубок, плюхнулся на пол, не сводя при этом с Миши немигающих жёлтых глаз.

В последней XIV Межгалактической войне между Дальними и последователями Изменчивого Бога с ордами Хранителя Баланса мы выиграли только благодаря этим биороботам. Приспосабливаясь к любым условиям внешней среды, эти организмы могут быть и свирепыми убийцами для военных, и милыми помощниками для ученых. – Хакла теребила кота за хвост, чему тот впрочем не сопротивлялся.

Ну да ладно, на чём я остановилась? Ах, да. Во время твоей телепортации произошла ошибка транскрипции. Какая, я еще не знаю. Весь твой Psy-код… как тебе объяснить-то… по-вашему, это что-то вроде совокупности души, сознания… был считан транспортировочным модулем абсолютно верно. Но из-за того, что ты воспользовался чужим активационным Т-ключом, тебя как-бы «переписало» в этом мире, Numenera, совершенно в чужое тело с чужими способностями. Да-да, мало того, что теперь ты девушка, - старушка хихикнула, - но к тому же и получил огромные способности по управлению Тьмой. Теперь ты не детский травматолог, ты темная магесса, деструктор Тьмы XI-XII класса, с огромным потенциалом…

Миша невольно всхлипнул в этот момент.

Впрочем, как я вижу по твоим формам, весьма красивая магесса, - продолжала, улыбаясь, Хакла, - как тебя так угораздило-то, а, мил человек?

Да я… да он… да как это! - Миша захлебнулся от потока слов и эмоций, сел на кровати и тут же смущённо прикрыл грудь. Миша рассказывал Хакле о странном случае в больнице, умирающем мальчике, некроманте, и чем больше он рассказывал, тем мрачнее становилось лицо Хаклы.

Значит, все наши деяния были напрасны, Изменчивый Бог и Хранитель Баланса все-таки снова встретились - глубокие морщины мгновенно избороздили лицо Хаклы, - и ты так некстати оказался вместе с ними. Тот мальчик был последним Воплощением Изменчивого Бога… Странно, что он прибыл в твой мир, на Землю, рискуя всем, чтобы передать именно тебе свой активационный Т-ключ и погиб. Теперь ты стал последним Воплощением Изменчивого Бога…

Миша с ужасом посмотрел на Хаклу.

Ну, на сегодня, я думаю, хватит, - продолжила она, тяжело вздохнув. Набирайся сил, отдыхай. Завтра я расскажу тебе о Numenera, Изменчивом Боге, Хранителе Баланса, Турнире, о его многовековой истории и о твоих магических способностях. Кису оставлю пока у тебя. У меня самой сейчас больше вопросов, чем ответов, - Хакла вздохнула, положила Мише руку на лоб, словно мама в далёком детстве, что-то пошептала и зашаркала к выходу, согнувшись под тяжестью огромного груза ответственности дежурного межпланетной станции. Она прикрыла за собой скрипучую дверь, и в комнате воцарилась тишина, изредка прерываемая скрипом дров в печи и чмоканьем и урчанием кота, свернувшегося клубком на кровати у Мишиных ног.

Миша уснул, но снов он не видел…

Добавлено через 1 минуту
…

The End of the Path.

Предположительно последние слова
Изменчивого Бога, умиравшего Последней Смертью
после поражения от Хранителя Баланса
(оригинал утерян, восстановлено по памяти)


It was a dark and cold evening.
You went away without me.
Oh, please come back to me, my darling!
I really want you to stay with me.

Where are you now? Are you all right?
I haven't been sleeping for all these nights!
I don't sleep just lie and pray
That you'll be back to me and stay.

The life without you is so strange,
I don't believe that love is blind
And I'm afraid that you're in danger
Because you're always in my mind.

Oh, God, help me to find the way
And find my love that has gone away...
I suffer a lot, can't you see!
So, please return my love to me.

I saw a dream - we were together,
I saw your body which I've touched...
I want to be with you forever
And I've been missing you so much!

What have I done! And it's too late
To change my life, to change my fate.
I know that I won't be all right -
The healers say I'll die tonight...

…


Добавлено через 3 минуты
3. Навстречу Свободе

Воззвание

Предположительно Гимн Хаоситов - Отступников,
отрекшихся Воплощений Изменчивого Бога
(оригинал утерян, восстановлено по памяти)

Доколь страдать под гнётом Тёмной силы?
Чтоб наслаждаться жалкой участью рабов?
Влачить свой век, столь серый и унылый,
Свободой, счастьем грезя в мире снов?

Не дай душе своей пропасть в пучине ада,
Не следуй заповедям Тёмной стороны.
Могильный хлад и тлен тебе будут наградой -
Пропали так Отчизны славные сыны.

Пускай горят костры войны, круша надежды.
И души павших пусть уносит ветер вдаль.
Враги оденут скорби, траура одежды -
Неумолимы наши магия и сталь.

На башнях замков гордо реют наши стяги,
И беспощадной нет конца войне,
И в душах наших бьется пламенем отвага,
Хоть Бог на чуждой, Тёмной стороне.

Услышь - чистилища открылись грозно двери,
И в бой последний трубы ангелов зовут!
Ты обретешь величье, славу, веру,
Ведь в войске Хаоса тебя уже все ждут!

Два тяжелых багровых солнечных диска замедляли свой ход к линии горизонта. Пыльная дорога замысловато петляла среди холмов. Мошкара, обрадовавшись окончанию полуденного зноя, так и вилась вокруг фигурки, явно детской, медленно бредущей по обочине.

Старый одноглазый ворон, еще помнивший вкус гниющего мяса Козлоногих и центурионов Мельинской Империи, уже издали приметил легкую добычу. В том, что ребенок был обречен, ворон не сомневался ни секунды: за путником тянулся извилистый дрожащий зеленоватый шлейф скорой Смерти.


Хрипло закаркав, ворон стал медленно кругами снижаться к своей жертве. И когда он уже падал отвесно вниз, чтобы победоносно погрузить свой клюв в глазницу незадачливому ребенку и вдоволь насладиться его юной, такой теплой и дразнящей плотью, он с ужасом понял, что совершил Ошибку, Последнюю Ошибку.

Река Времени словно замедлила для него свой ход, замерев россыпью алмазных брызг. Раз! Ребенок стремительно развернулся, в мгновение ока скинув серый дорожный плащ с капюшоном. Клекот с предсмертным ужасом застрял в вороньей глотке: Гнома! Гнома-Повелитель зверей! Два! Быстрым отточенным неуловимым движением рук скинула с плеча короткий лук, выдернула из заплечного колчана стрелу и натянула тетиву: дымящееся острие стрелы смотрело точно в единственный глаз ворона. Три! Тяжело выдохнув: Nah! - девочка отпустила тетиву…

Перед старым вороном калейдоскопом пролетали яркие, словно ожившие на мгновение картины прошлого: вот он, молодой и глупый вороненок, с крыши центрального собора наблюдающий за коронацией Императора Мельина, вот он, степенно пирующий со своей стаей на еще теплых трупах магов Радуги, вот он с подругой, осторожно пробующий на вкус тело Козлоногого, вот он, одинокий, потерявший глаз в межвременном вихре великого Слияния миров, но выживший, вот … Удар!

Стрела поразила ворона точно в глаз, с хрустом пробив череп и выйдя через затылочную кость. Тельце рухнуло со свистом вниз, но не на землю, а точно в ладонь гномы. Thame! Thame Demonae Corvicis! – негромко, но торжественно и даже слегка печально прорезали воздух слова заклятия гномы. Девочка, став на оба колена, отбросила в придорожную пыль легкий лук, выдернула с хрустом стрелу из черепа ворона и двумя руками сжимала ставшее таким легким тельце. Со стороны это выглядело, словно она нашла на дороге мертвую птицу и, шепча отчаянно и безуспешно какие-то слова, пытается ее оживить. Любой обладающий магическим даром понял бы, что это не так. Душа старого ворона, похожая на серый, клубящийся сгусток, торопилась покинуть бренное тельце, чтобы отправиться в Серые Пределы, но вместо этого сгусток стал растворяться в ладонях девочки. От ее кистей к предплечьям по венам стала подниматься серая жижа, но с каждым дюймом ее продвижения, цвет менялся: от грязно-серого до белого. Наконец, достигнув сердца ребенка, белый сгусток стал растворяться и медленно растаял в маленькой гноме.

Толстым слоем придорожная пыль покрыла добротный кожаный доспех девочки. Капли пота медленно катились по ее лбу, пряди непослушных русых волос упали на лицо, закрывая обзор, – она, кряхтя, встала с колен, подобрала лук и снова накинула плащ с капюшоном.

Выдернув засапожный нож, в руках хозяйки сразу засветившимся приятным теплым желтоватым светом, уверенным, едва заметным движением, она вонзила клинок в податливую почву. Когда ямка была готова, девочка торжественно погрузила в нее тельце птицы и торопливо засыпала землей.
- Спи спокойно, друг, - молвила она, всхлипнув, - прости меня, но ты был моим Тридцатым. Теперь вы все со мной… навечно…

Отряхнувшись, она решительно поправила лук и колчан, поглубже спрятала голову в капюшон и быстрым, но мягким, практически кошачьим, шагом пошла дальше в полном одиночестве среди холмов.
Впрочем, ее одиночество длилось недолго. Гнома обогнула очередной холм, и её взору предстала деревенька.


Окруженная несколькими рядами возделанных участков, она располагалась у перекрестка двух дорог. Деревня была небольшой, около пятнадцати дворов, окруженных по периметру свежесрубленным частоколом. Подходя к небольшим перекосившимся деревянным воротам, гнома встретила двух крестьян, возвратившихся домой после изнурительной работы в поле. Оба мужика были одеты в просторные тканые с множеством заплат рубахи до колен с вышитым воротничком, подпоясанные веревкой. Старший в одной руке держал вилы, другой рукой поглаживал внушительного вида бороду с проседью. Тот же, который помоложе, с куцей бороденкой на покрытой оспинами лице, нервно сжимал свернутый в кольцо кнут.

Старший бородатый мужик, глядя на нее уставшим мутным взглядом, медленно с достоинством перекрестился, а тот, с кнутом в руке, испытующе посмотрев на нее и не отводя внимательного цепкого взора, затянул Символ Веры: Верую в единого Бога Отца, Вседержителя…
… Творца неба и земли, всего видимого и невидимого, - подхватила нараспев девочка. Оба мужика довольно хмыкнули и громко облегченно выдохнули.
- Здравы будьте, почтенные, - не растерялась гнома, - нет ли здесь, где остановиться на ночлег уставшей гноме?
- Отчего же нету? Если со Спасителем в душе, многие двери открываются, - изрек многозначительно старшой. Лицо его стало спокойным, смиренным и довольным одновременно, и было отчего - в широкую мозолистую ладонь легла серебряная монетка, ловко протянутая девочкой.
- Ступай, дочка, к церкви Спасителевой, вот она за нами, да поклонись лику святому, а после Архипка отведет тебя до крова и горячей пищи для души и тела, - продолжил он.
- Благодарствую, - гнома с улыбкой кивнула старшому и вошла за ворота вслед за вторым мужичком.

Домики в деревне были довольны низкими, часть из них от возраста ушла в землю, так что ставни на небольших окнах уже закрывались с трудом. Сделаны они были из бревен и жердей, обмазанных уже отлетевшей во многих местах глиной. Крыши были покрыты соломой, но пара крыш домов была покрыта черепицей, явно вышедшей из-под рук гномов – на некоторых из них девочка явно видела полустертые защитные руны.

- Наверняка, дома старосты и деревенского священника, - подумала девочка.

В центре небольшой площади стоял добротный колодец, а рядом покосившаяся церквушка из бревен. По ней было видно, что видела она немало на своем веку – одна из стен была в подпалинах от давних пожаров. Стены по обе стороны от входа и истертых дощатых ступенек были иссечены - словно рубцы на коже ветерана. Гнома с удивлением отмечала среди них следы не только разнообразных клинков, но и самых различных отметин клыков и когтей.

- Неспокойно тут у вас, - процедила она сопровождавшему ее мужичку, обратив свой взор к старой иконе над крыльцом, с уже истершимся и трудно угадываемым грустно-скорбным ликом.
- И не говорите, почтенная гнома, - заискивающе затараторил мужичок, наскоро перекрестившись на надвратную икону, - сами уж знаете, что творилось после Слияния… но мы не жалуемся, Святая Инквизиция и Орден Хаоса, ну Отступники то бишь, нас берегут. Уж они-то нечисть эту, которая с небес валится, дюже ненавидят. Вся надежда только на них, защитников святых…
- Хаос, говоришь, - хмыкнула гнома, - а что там они делают-то в Хаосе своем?
- Как что делают? – Архипка даже слегка обиделся, - нас берегут, людей простых. Аккурат прям после битвы Изменчивого Бога и Хранителя Баланса да после Слияния, будь оно неладно, ведь какие только страсти тут не творились: и звери лютые, и люди страшные… и нелюдь всякая… Нелюдь-то, почтенная гнома, запамятовали что-ли?
Гнома в ответ неуверенно покачала головой.
- Не тутошняя вы, почтенная гнома, сразу видать, - улыбнулся мужичок.
- В краях дальних была я, мил человек, не застала я ужасов этих, - улыбнулась в ответ девочка.
- Ну, ежели так-то, ясно все, - согласился Архипка и продолжал дальше, - королева эта, зараза эльфийская, как ее, Вейде, чтоб ей вечно пусто было, совершила непотребство великое. Мертвяков эльфийских из-под земли подняла, такая жуть тут творилась. По дорогам они тянулись в Нарн и Вечный лес, чтобы сгинуть где-то… где-то… - силился вспомнить мужичок.
- Во, сгинуть в У-по-ря-до-чен-ном! – гордо закончил он.
- Это ж где ты мудрости-то такой нахватался, мил человек? - иронично спросила гнома.
- А это нам тута на площади воин святой рассказывал, все рассказывал, без утайки, чтоб жилось нам легче, людям вишь-как простым, - чуть не всхлипнул мужичок, - отец Алукард его звали, правда, давненько в его наших краях не видно было, не сгинул-ли?
- А дорогу-то ты знаешь к ордену этому, а, добрый человек? – нахмурилась девочка.
- Как не знать, почтенная гнома, - тараторил Архипка, - аккурат как выйдешь от ворот и налево-налево, по дороге, прямиком на форт Аморанд. Они раньше там все были, Отрекшиеся, ну, Хаоситы эти. А теперь цитадель отгрохали, Цитадель Хаоса, вишь чего, - Архипка многозначительно задрал подбородок и поднял указательный палец в небо.
- Дорога, правда, неспокойная там, - продолжал он, переходя на шепот и придвинувшись к девочке, - то зверье странное беспокоит, то люди смутные… Да и топь рядом, Энгорум которая. Ну а про деревню проклятую и говорить-то нечего.
- А что за деревня такая, проклятая-то? – удивилась гнома, присаживаясь на скрипучие ступеньки церковного крыльца.

Архипка осторожно присел рядом с ней и продолжал: Деревня-то? Фреймид. После слияния там очень тяжко всем пришлось. Там ведь эти появились… Дальние!
- Что-о-о, - гнома даже привстала от удивления.
- Ну да, Дальние. Там ужас сколько нежити и зверья всего после Слияния понавылезало. Да и зверье-то странное, говорили, с самого Мельина! – страшным шепотом, округлив глаза, сообщил он девочке, - сам не видел, про то не скажу, но говорят люди, с неба свалилась страшное что-то, с гулом, визгом, огненное, аккурат в топь свалилось. А после бой был не на жизнь, а на смерть там говорят. Ручей, который в Эспор впадает, алым от крови молвят несколько дней стоял, а потом и еще, Спаситель знает сколько, бурым от трупов был… А сейчас тихо там, нет никого, но боятся люди заходить туда. А вот ребятишки, которые возле топи грибы-то собирают, несмотря на строгий наказ не приближаться, клянутся, что свет там виден, в оконцах уцелевших домов виден, вишь-как…

Какое-то время они оба сидели в тишине на крыльце церквушки: гнома, сосредоточенная и нахмурившаяся да мужичок, раскрасневшийся от воспоминаний.

- Ну, да ладно, почтенная гнома, пойдемте, я до ночлега вас провожу, а то уж и холодать стало, завтра всем нам будет трудно - поежился он.

В голове гномы мелькнула и испуганно затихла где-то на задворках сознания шальная мысль: «Ну что ты! Совсем не трудно быть Богом!» …

[Werewolfenstein_renamed_813726_23012021]

Мой бог - он самых злобных правил,
Когда не в шутку занемог,
Неуважать себя заставил,
Хоть слова вымолвить не смог.
Он просто скрылся - иль в кусты,
А может, там, где бродишь ты?
Или не ты - не суть. Суть в том,
Что был он, и вот нет. Облом.
Погас и загорелся свет...
Я видел санитаров, их
Несущих мое тельце вкривь,
И вкось, и по диагонали, всяк
Швырял меня, знать, он мастак.
Очнулся.
Морг.
Ну все, песец.
Но не песец - то был отец
Всех недр земных, и облачных атласов.
Короче он - что, как кондон,
Матросил, жизнь не сохраня, и бросил.
Думал, знать, что я - сосуд пустой
И гарантийный срок оконча мой,
Ушел, к другому или другой.
Но, блин, был голос мной слышИм,
Он звал, и что-то было нужно
Мне от него.
Что? Может, дружба?
Ах, боже мой, какая скука
Дружить с бессмертным козлецом...
Короче, я пошел искать
Ну, это ж РПГ, жеж, вашу ж мать...
Что было? Было дохрена
И были схватки боевые,
Да говорят еще какие!
Недаром помнит Торментия
Про злобного овна...
Но, впрочем, мне пора идти
Уж близится гроза.
Котомку в зубы, я в пути,
Вот титры, я почти схватил шального стервеца!

[Dzirti]

Без мук.

Стучит дождь. Серое как тошная, мерзкая обыденность небо поливает водой грязную, заваленную трупами землю. Миллионы, миллиарды, триллионы капель падают на размытую непогодой почву, на старое, прогнившее железо, на дома с кривыми, ржавыми крышами, на изувеченные, сломанные как куклы тела лежащие вперемешку. Металл и плоть, кости и провода. Это не салат, это "винегрет". Компостная куча для воронья, для будущего мира, в который когда-то верил тот, кто смотрел на сей натюрморт.
Спокойный и размеренный ритм дождя. Стон боли. Стон пробуждения. Стон воли скинувшей путы с сознания.
В "винегрете" зашевелилось одно из тел.
Мужчина, сидевший на доске, парившей в воздухе, потёр озябшие руки, смотря как из "удобрения для светлого, нового мира" вылезает почти голая, измазанная в грязи и крови женщина похожая на поломанную игрушку избалованного ребёнка.
Она смотрела на окружающее пространство чистыми глазами младенца. А когда дети оказываются посреди кучи трупов, в говне и по горло в крови, то им становиться не до веселья, не до смеха. Ими овладевает законное для всех живых и разумных существ желание. Желание жить. И убраться из этого ада как можно дальше и как можно быстрее. В любую дыру, в любую нору, лишь бы там было тепло, сухо и не пахло железом и говном.
Женщина пыталась идти, но ноги не хотели её слушать. Ватные палки, две оглобли неспособные нормально держать тело. Она падала, и вставала. Вставала и падала. До тех пор пока силы не покинули её, и ей не пришлось ползти на четвереньках. По грязи, по крови, по трупам и под дождём. Мужчина, лицезревший эту картину, хмыкнул с лёгким сожалением, правда, помогать не стал, а продолжил спокойное наблюдение засим действием. Длилось оно не так долго как могло бы показаться, только вот женщине пытавшейся выбраться из этого ужаса мерещилась вечность. И когда она всё же выползла на относительно чистое место, и упала подле сидевшего на парящей в воздухе доске, то монотонный шум дождя прервал громкий вздох облегчения.
Капли падающие с неба смывали с неё грязь, кровь и пот. Грудь без особых излишков, прикрытая рваной тряпкой некогда бывшей частью дорогой одежды предназначенной для защиты, тяжело вздымалась. Вода медленно и верно очищала лик, являя миру правильные и ровные черты лица. Как только дыхание более или менее стало ровным, а пар изо рта перестал тонуть в дожде, её взгляд встретился с глазами мужчины, сидевшим на парящей доске. Ироничная грусть, вселенская тоска и безграничная мудрость. Вот что было в глазах человека смотревшего на женщину с высоты незапачканных ног.
- Я… - прохрипела выбравшаяся из "винегрета".
- Последняя буква алфавита, - сказано мягко, без лишней резкости.
- Кто… кто ты?..
- Такой же, как и ты. Кукла, выброшенная хозяином на помойку. Мной, как и тобой поигрались, добились нужной цели и сдали в утиль. На удобрение. На наших с тобой костях должен был быть построен новый, светлый мир. Без кавычек, без ироний. Но когда смотришь на подобные кучи тел, на наших с тобой братьев, сестёр по несчастью, а нового и светлого мира год за годом, век за веком, не наступает, то кавычки и ирония появляются сами собой. Автоматически.
На лице женщины появился страх. Она была так напугана, что не обратила внимание на тихий звон сзади, и на появившихся крыс, бегающих средь трупов.
- А… а… а почему?..
- Хороший вопрос. Всё дело в цели. И в отдельно взятой голове. Один человек задавшись благой идей, решил осчастливить мир. Проблема же в том, что народная мудрость редко врёт и ошибается. Благими намерениями устлана дорога в ад. Ну а если этот самый человек возомнил себя богом, то ад сам найдёт дорогу в наш грешный мир. Что собственно и произошло. Некогда прекраснодушная личность, вкусив запретный плод познаний сотни, тысячи жизней, правит судьбами не с позиции прекраснодушия, а с пьедестала холодного, бессердечного судьи. Те, кто познают не только светлую сторону жизни, но и тёмную её изнанку, редко остаются мечтателями, поэтами и певцами. Они мутируют, они трансформируются в прожжённых циников, скептиков, видящих всех и вся насквозь. И, тем не менее, среди них всё же остаются личности понимающие, что нужно давать второй, а то и третий шанс. Что нельзя всех кто совершил энный проступок, мазать одной краской. Что все мы разные, и что прекраснодушных юнцов надо как можно дольше и дальше, держать от плода несущего в себе познание жизни со всех её нелицеприятных сторон. Но это, как правило, работает только с теми, кто живёт как мы, года, десятилетия, а не столетия.
- И… и что же делать?
- Договариваться с тем, кто хочет вернуть всё на круги своя.
- Это… это ты?
- Нет. Он, - кивок за спину выбравшейся из "винегрета".
Женщина, посмотрев туда, куда указал собеседник, вскрикнула. Её грудь пробил болт с цепью. Хрип, кровь изо рта. Глаза обманутого, преданного ребёнка закатываются назад. Тихий звон. Тело быстро исчезло притянутое цепью. Сидевший на парящей доске, отвернулся, достав футляр с орехами. Молча открывается скорлупа, молча бросаются в рот ядрышки, и молчаливое же игнорирование того, что происходит сзади. За его спиной разрубается плоть, и кто-то натужно, кропотливо работает.
Из кодлы крыс снующей среди трупов, отделилась мелкая, проворная особь. Подбежав к мужчине, тварь остановилась под его ногами, смотря на него с неким подобием ожидания каких-то действий. Рядом с ней упал открытый орех. Проворная особь, пискнув, отбросила ядро хвостом. Сидевший на парящей доске, довольно хмыкнул, продолжая употреблять дары природы.
- Передай хозяину, - сзади громко треснули кости черепа разрезаемые пилой – информация скоро будет. Движение продолжится. Мы снова будем идти по следу.
Крыса мигнув, побежала в стаю. Сзади заработал агрегат, запищали приветственные сигналы включаемого механизма. Как только проворная тварь вернулась к своим сородичам, они тут же исчезли, испарилась так, будто бы их здесь никогда и не было.
Человек, сидевший на парящей в воздухе доске, тихо прошептал.
- До тех пор, пока мы будем ему нужны…

[Alp]

Свалка.

«… Свалка – это жизнь. Она дарит множеству людей и существ и кров, и еду, и развлечения, и даже находит пару, что понятное дело ведёт к рождению новой жизни.
Свалка – это смерть. Сколько копателей заблудилось и пропало? Сколько тронуло то, что нельзя было трогать? А сколько умерло от зубов, когтей, яда, хлада, огня, болезней, и кинжалов в спину– ни счесть. И это только на моей памяти». В свете костра Маалан поднял свой скрюченный палец и потряс им, а потом, причмокнув, продолжил:
«Свалка – это мир. Города, культуры и даже цивилизации рождались и умирали, а эта свалка была здесь всегда. Она впитала их все в себя. Ты выкидываешь ненужную вещь, и проходит время - и она становится старой, проходит ещё время и она превращается в антиквариат, проходит ещё – и она уже ценность, ещё время – и перед тобой сокровище, ещё время – и это реликт, а потом на эту вещь начинают молиться, а сейчас это зовётся нуменерой. А, представляешь, сколько здесь таких вещей? Весь мир – свалка, а свалка – это мир.
Поэтому, Свалка - это все. Мир внутри мира. Вселенная внутри вселенной. Всё для меня – я ничего не знаю, кроме свалки. Она известна многим под разными названиями, но Свалка всегда будет Свалкой.

Так тебя зовут - Джек? Ха! Да тут каждого третьего зовут Джек, правда, это не имя, а род занятия. Наверное, тебе трудно живётся с таким именем. Хотя с другой стороны в этом есть свои преимущества – если тебя будут искать, то найти Джека среди джеков будет, пожалуй, сложно. Так ты хочешь услышать мою историю? Ни где найти нужную нуменеру? Ни как попасть на 16 ярус? Ни историю, которые здесь ходят о
искателях? Хм.. что ж ты не первый…

В первые, я родился… Хотя нет, это не верное слово. Впервые я осознал себя вот точно также сидя пред костром. Не как обычно рождается человек – из лона матери младенцем, а взрослым, точно так же сидящим у костра. Представь, каково это вдруг внезапно осознавать, что глаза могут видеть, что уши слышать, а кожа ощущает движение воздуха, холод пещеры и жар костра. И боль… Боль всепоглощающую, боль от всего – от яркости костра (ведь я в первый раз вижу), боль от звуков, боль от холода и жара. И боль в ноге – позже, когда немного привык, увидел, что одна нога у меня искусственная. И она болит, как будто её долго и медленно отрезали тупой пилой. Фантомная боль у меня тоже была впервые. И самое главное, что я ощущал – это пустота. Как будто меня покинуло что-то важное, что-то, чем был я раньше, что-то значительно большее, чем осталось. Я ощущал себя пустой оболочкой, и это действительно было так.

Я был пустой оболочкой Изменчивого бога. Это я узнал позже. Рождался ли я от настоящих родителей, или единственным создателем моего тела был этот бог – я не знаю. Знаю, что какое-то время он провёл во мне, он был мной, я был им. А потом я стал я – кожурой от плода.»

Слова Маалана так захватили Джека, что тот только в этот момент заметил, что старик очищает какой-то плод ножом. Кожура вилась от плода цельной тонкой спиральной лентой, и как только кончик кожуры достиг земли – другой край оторвался от плода и рухнул в пыль.
Маалан посмотрел себе под ноги, потом на плод, и после кинул его в огонь. Вздохнув, он продолжил:

«Может ли выжить младенец с суровом мире, если ему никто не поможет? Я удивляюсь тому, что я жив до сих пор. Мне повезло – люди из последней экспедиции Изменчивого Бога, когда он был во мне, пришли навестить его, но обнаружили уже меня, и, посчитав, что я стал жертвой какой-то нуменеры, выходили меня. Не бесплатно, конечно же. Впоследствии, я узнал, что меня лишили многих нуменер, которые остались от бога вместе с оболочкой. Часть я вернул, часть исчезла навсегда, а некоторые так и остались рассказами спасших меня людей. Именно место, где я их спрятал, хотели узнать они, пытаясь возвратить мне память. Но была проблема - моё тело отторгало любые импланты, как механические, так и нано. Даже моя нога – это деревянная чушка. Любая другая вызывает у меня жуткую боль. Не знаю, Изменчивый бог создал меня с этой аномалией, или это воздействие какой-то нуменеры, которая и заставила покинуть его из моего тела. Но мне хватило времени, остаточных знаний и посторонней помощи, чтобы из младенца с телом взрослого стать соответственно своему телу, пусть и очень наивным и глупым. Меня обманывали, грабили, избивали и пытались убить. Но меня спасло от того, чтобы стать здесь грязью то, что моя оболочка оказалось не полностью пустой. Остаточные знания о нуменерах сначала спасли мне жизнь, потом дали мне еду, потом дали мне даже лишние деньги, но в начале они дали мне покровительство. Когда главарь банды этого яруса узнал обо мне – я стал его ценным приобретением. Я осознал, что знаю о нуменерах то, о чем другие исследователи могут только догадываться, не смотря на самое последние оборудование и множество книг. Я знаю не только основные особенности, но и то, что скрыто. И ко мне пошли искатели нуменер, не только из Свалки, но даже из других земель. Ко мне однажды пришёл андроид из земель Малевича – даже для него, это был долгий, сложный и опасный путь. И со всех них мой благодетель собирал дань, мне доставались лишь крохи. Но даже этих крох мне хватало не только на еду, чистую одежду и даже женщин. А заодно мой благодетель знал все нюансы о тех вещах, которые я изучал. Я мог с его просьбы солгать, что эта нуменера – просто кусок мусора, и он мог купить её за бесценок, потом подарить своему врагу в качестве дара примирения, рассказав про все плюсы, но умолчав про минусы, и с улыбкой наблюдать, как нуменера медленно убивает его. И никто не знал, что именно эта нуменера его убивает, кроме меня и его.

Мне приносили удивительные вещи.
Мне приносили розовый шар, и я знал, что он показывает мерзости о людях вокруг. Скрытые, тайные, но правдивые мерзости, а заодно, потихоньку, убивает тело и разум решившего в него заглянуть. Мне приносили символ забытого бога, который после слияния с телом умел восстанавливать и даже полностью возрождать носителя, и я знал, что после каждой смерти носитель тупеет, и нет никакого способа повернуть это вспять. Тот, кто мне это принёс, посчитал это справедливой ценой, а главарь банды, которому он должен был денег, посчитал цену тоже справедливой, и теперь у его любимых гончих есть всегда свежее мясо. Я знал это, как только видел, я знал это, не взяв, не понюхав, не попробовав на зуб и не просвечивая всякими устройствами. Я знал это точно так же, как однажды выучившись плавать и упав в воду, ты не будешь, барахтаясь тонуть, а будешь пытаться плыть.»

Он достал небольшую вещицу из своего тряпья. Это была небольшая, с мизинец, пластиковая штучка, с металлическим коннектором странной прямоугольной формы. Корпус был зелёного цвета, с едва видимой на поцарапанном пластике надписью, на неизвестном языке.

«Но, увы, все мои знания - это как эта странность - в ней скрыто множество информации, но без устройства это всего лишь бесполезная побрякушка. Я не мог ничего сказать ни о том, откуда я это знаю или где это или подобное можно найти.

Были, конечно, и те, о которых я не знал или те о которых моё знание ничего не давало. Могли принести статуэтку саабаки.. хм, или как там звали это древнее животное, но оказывалось, что это не совсем статуэтка, окаменевший кожух, когда собаку засыпало пеплом от какого-нибудь апокалипсиса или банального извержения вулкана или был портрет астронавта – простая картинка в рамке, даже не голо-картина – абсолютно бесполезные вещи. Мне даже однажды пытались впарить камень в виде большой косточки от плода, чтобы я подтвердил, что эта окаменевшая косточка является нуменерой, и если её вставить в задний проход, то резко повысится интеллект. Ха. А ведь я согласился. Нет, ну как тут не согласится. Ведь интеллект действительно повысится доуровня понимания, что всякую ерунду не стоит засовывать туда, куда не надо.

Каждый предмет, что я осматривал, что я вспоминал, на мгновение заполняли мою пустоту. Это была капля вместо моря, но ведь это всё же капля вместо пустоты. И эту пустоту я хотел заполнить. Это было как наркотик. Ещё когда я только становился полноценным человеком, я узнал, что на Свалке я появился также как и ты, Джек. Пришёл, и сразу отравился на глубину, не взяв ничего. Одиночка. Псих. Мертвец. Таких было множество до и после меня, но лишь единицы возвращались с успехом. Но я вернулся. Изменяющему богу это было явно не впервой. Продал артефакты и собрал экспедицию, чтобы отправиться глубже. А потом ещё и ещё. Я стал знаменит. Каждый хотел отправиться на глубину с Мааланом. Не все экспедиции возвращались обратно в полном составе, иногда возвращался лишь я один. Но те, кто возвращались, те быстро становились или богатыми или богатыми, а потом мёртвыми. Те же идиоты, кто пытался перейти дорогу Изменяющемуся богу обычно исчезали, как будто их никогда и не было. А потом была экспедиция, после которой появился я, таким, каким я знаю себя. Но откуда же я, вернее он, пришёл на Свалку? Это стало моей навязчивой идеей. Мне удалось скопить достаточно, чтобы выкупить себя хотя бы на время и отправиться на поиск самого себя, до того, как я появился на свалке. Увы, деревянная нога не способствует путешествиям, а Изменчивый бог не любитель афишировать своё присутствие. Все поиски были напрасны. И я вернулся.

И мне стало понятно, что единственный способ побороть пустоту в себе - это наполнить себя знаниями. Кроме знаний, которые остались у меня после Изменчивого бога, которые я открывал с новыми нуменерами, я изучал другие нуменеры, общался с искателями, слушая их рассказы, о нижних ярусах, о существах, которые там обитают, о нуменерах, которые там находили. Где, когда и как. Теперь я знаю многое. Я знаю, где искать нуменеры холистической культуры, которые можно найти только здесь. Я знаю, как определить, это просто большая нуменера, или раковина краба Калиптейна. Я знаю, где водятся Спарны, эти существа, похожие на гуманоидов в куче тряпья и как их избежать. Я знаю план 13 яруса на память, а он отнюдь не маленький. Я никогда там не был, не знаю, я не видел краба Калиптейна, но теперь я всё это знаю настолько, что ко мне ходят за историями, за советами, за информацией и лишь немногие потом говорят, что я сказал им что-то неправильно. Если б я часто говорил не то, я бы сейчас перед тобой не сидел, Джек. С каждым годом я знал всё больше, но и старел всё сильнее. Увы, из-за невосприимчивости к нано, я не мог омолодить своё тело и тем самым продлить себе жизнь. Теперь я старик, который всю свою жизнь прошёл по пути Синего потока. Я могу сказать, что сейчас о Свалке я знаю во многом больше, чем Изменчивый бог. Свалка изменяется всё время – где-то искатели пророют новый проход, где-то случится обвал, где-то появится новая комната, а где-то появится Жёлтый Рой и там уже не пройти. Но что толку от этих знаний, если внутри всё равно пустота. В какой-то момент она исчезла, когда я посчитал, что набрался знаний, но потом пришло осознание смертности и тщетности. Любой мусор со временем может превратиться в нуменеру, но со знаниями в точности наоборот. Сегодня знание – это бесценное сокровище, завтра – где-то обрушится тоннель, послезавтра кто-то найдёт способ изготавливать определённую нуменеру и искать её будет уже бессмысленно, а потом произойдёт очередной апокалипсис и всё это знание обратится в грязь под ногами. Только бессмертие позволяет содержать знания в нужном виде, а его у меня нет. Нет даже возможности её продлить. И вот, что бы я ни делал, как бы не старался стать лучше – я всегда остаюсь никому не нужным мусором на свалке. На Свалке, Джек! Ха! Для меня попытка наполнить себя знаниями – это как наркотик, как гонка за призраком. А тот, кто гонится за призраком, всегда становится призраком – так было и так будет.

Ты, Джек, заплатил мне за историю моей жизни. Вот она, целиком и полностью. Хочешь - верь мне, хочешь - нет. Я не буду показывать голо-картинки для подтверждения правдивости этой истории. И я не буду сочинять стишки, чтобы история стала красивей и пафосней - это не конкурс талантов. Это моя жизнь, это моя боль, это моя пустота, - он расставил руки в стороны и обвёл взглядом всё вокруг - это моя империя грязи. Некоторые ранят себя, чтобы понять, что могут хоть что-то ощущать, что они ещё живут. Этот рассказ должен причинять мне боль, и он это делает … с особой жестокостью. Но мой рассказ для тебя, Джек, не более чем песчинка в моих песочных часах жизни, а их осталась щепотка. А потом пустота во мне встретятся с пустотой вселенной. Пустота к пустоте, грязь к грязи, пыль к пыли. Я всё сказал. Прощай.»
__________________________________________________ _________________________________

Уходя, Изменчивый бог, оболочку которого в этот раз звали Джек, повернулся и посмотрел, как Маалан скрывается в своей хибарке. В темноте второго яруса Свалки, среди лачуг тех, кто решил здесь волочить своё существование без возможности его как-то улучшить, он стоял и размышлял. Он мог бы убить его ещё до его исповеди и забрать, то, что ему досталось по наследству. Он мог бы убить его в любой момент рассказа, просто сказав, кто оно такой. Изменчивого бога совершенно не интересовали собственные оболочки уже очень и очень давно. Но это Свалка, здесь действуют свои правила. Здесь может появиться сентиментальность после сотен лет безразличия. Здесь можно почувствовать боль после тысяч лет пустоты. И путь для кого-то – это империя грязи, для него Свалка это нечто большее. И дело тут не в том, что он первым оболочкам рассказывал, что ту самую нуменеру, сделавшую его бессмертным он нашёл именно здесь – если тогда, когда он считал свои оболочки частью себя, это была ложь, то кому нужна правда сейчас? Но он знает, что здесь можно найти что-то аналогичное, если покапать поглубже - и в этом вся соль.

Он дотронулся до небольшой нуменеры над ухом и услышал, как заиграла вечная песня, прошедшая сквозь века и тысячелетия, эпохи и цивилизации. Песня, которая была найдена им здесь, и которая как никакая подходила сейчас. Ему хватало знаний смутно понимать слова, хотя этот язык был давным-давно мёртв.

I hurt myself today
To see if I still feel
I focus on the pain
The only thing that's real…

«Что будет сентиментальностью - убить Маалана или подождать пару дней до его естественной смерти? Взять его знания в момент смерти, и доверится им, хотя они могут быть ошибочны или не трогать его? И то и другое принесёт элемент неожиданности. А то что, эта бывшая его оболочка дожила до его возвращения, а то что, она собирала знания о Свалке – разве это не было сюрпризом? Ах, Свалка, ты как всегда ими полна! Ведь Свалка – это…

Свалка – это жизнь. Жизнь оболочки по имени Джек скоро начнётся здесь. Место,где всегда рождается искра чувств внутри Изменчивого бога после сотен лет пустоты.
Свалка – это смерть. Оболочка по имени Маалан скоро уснёт и больше не проснётся. Пустота внутри него больше не будет приносить ему боль. Свалка – это то редкое место, где даже Изменчивый бог может найти свою смерть или, по крайней мере, часть его.
Свалка – это мир. Нуменеры правят этой планетой. Этот мир живёт только ради когда-то выкинутых кем-то вещей. Этот мир живёт только благодаря им.
Свалка – это всё…»

[el Sid_renamed_874060_06022021]

Первый Сын

I
По словам многих Братьев, только обретшая сознание оболочка напоминает жертву кораблекрушения, выплеснутую штормовыми волнами на берег безлюдного острова. Первые минуты же моей жизни, о ирония, скорее были похожи на бред умирающего. Прикосновение холодного камня, серое небо, грозящее раздавить облаками, и черная фигура в балахоне, склонившаяся надо мной.

Затем меня обволокла тьма, вышел из которой лишь в небольшой келье, на промокшей от пота постели. Передо мной сидел старик в монашеской робе, один из обитателей монастыре, в котором я оказался. Его звали Бен. Именно он нашел мучающегося меня, когда разносил еду бедным жителям городка неподалеку. «С пробуждением», - поприветствовал он меня. Первые слова, что я когда-либо слышал.

Окончательно поправившись, я понял, что идти мне просто некуда. Не мог вспомнить ни как оказался в этих краях, ни откуда пришел. По словам монахов, болезнь, сломившая меня, была распространена на землях к востоку отсюда, но только и всего. Не помня своего имени, я даже не был уверен, обладал ли таковым когда-либо. Бен, будучи одним из старших, предложил остаться в их общине, поскольку им не хватало рабочих рук. За неимением лучшего, согласился.

Монахи дали мне имя Кувай, в честь одного из мучеников своей веры. Месяц за месяцем я находился в монастыре, постепенно привыкая к тамошней жизни. В ранге послушника в мои обязанности входили уход за садом, походы в город за припасами и прочий физический труд. Также я узнавал детали их веры. В основе ее лежали Шесть Откровений – тексты, написанные тысячелетия назад, говорящие о событиях еще более давних. В них легендарные герои путешествовали меж мирами, борясь со злом чудовищной силы, способным уничтожить само бытие. По преданиям, давным-давно избранные могли воочию наблюдать путешествия героев. Сейчас же это знание утеряно и до нас дошли в полном варианте только три Откровения – Угроза, Надежда-Пробуждение и Возвращение. Монахи проводили дни, изучая их, пытаясь постичь мудрость древних и подготовиться к вероятному приходу злых сил.

Однако ни возможность прикоснуться к тайнам прошлого, ни монастырский быт, казалось, не наполняли мою жизнь смыслом. Наблюдая теологические дебаты по вопросам познания Мощи, таинственной энергии, наделяющей героев силой, я чувствовал себя одиноким среди послушников, что, затаив дыхание, следили за состязанием монашеских умов. Ближе всего мне был брат Бен как спасший меня человек и духовный наставник, но и с ним я не чувствовал себя по-настоящему свободно.

А по ночам приходили Сны. Сейчас я знаю, что это видения из прошлого, когда я был всего лишь оболочкой. Тогда же эти неизвестные места, лица как людские, так и совсем на людские не похожие, озадачивали меня, иногда приводя в ужас. Часто повторялись видения темных комнат, подвалов, заставленные алхимическими приборами и странными инструментами. Я не знал их названий и для чего они, но чувствовал, что могу их использовать.

И еще был Лабиринт. Место, полное тайн и загадок, одновременно и извилистый туннель, и прямой путь, темный лес и потерянный город. Там, в отличие от Снов, я осознавал себя и был волен поступать по-своему, но сам Лабиринт, казалось, направлял меня. Кроме меня там находились десятки других. Я не знал, кто они. Я не мог приблизиться к ним. Но ощущал, что каждый из этих огоньков вдали был мне ближе, чем монах, спасший меня. В центре же Лабиринта горел самый яркий огонь. Мы, как мотыльки, летели к нему, пробираясь через тьму и опасности. С каждым разом я все ближе подходил к нему, но никогда не мог достичь его полностью.

На мои рассказы о Снах и Лабиринте монахи лишь разводили руками. Бен утверждал, что это сама Мощь ведет меня, и мне уготованы большие свершения. Как же он ошибался, да и я не понимал ничего. Мощь тут была ни при чем, и не направлялся я никуда на самом деле. Это Отец шел ко мне.


II
Я хорошо помню день, когда впервые встретил его. Тогда Бен отправил меня и нескольких послушников за товарами на городскую ярмарку. Незадолго до этого мои странствия по Лабиринту становились все более частыми, а Сны – длительными. Потому мысли были заняты именно этим, пока прочие торговались у прилавков, пытаясь достичь компромисса между жадностью продавцов и скупостью монастырского казначея.

И вдруг я услышал голос, который никогда не слышал ранее. Но его интонации, его энергия вызывали воспоминания о событиях из Снов. Оглядевшись, я увидел высокую мужскую фигуру, укрытую походным плащом. Пока он активно обсуждал что-то с местным травником, я, оставив всякий стыд, наблюдал за ним. Чем больше я видел, тем более убеждался в том, что его манера речи и активная жестикуляция один в один те, что сам я использовал во Снах. Когда же он окончил разговор, я трусливо спрятал свое лицо, пытаясь не выдать себя, а затем последовал за ним. Проходя улочками и площадями города, мы оказались в переулке вдали от оживленных дорог, наподобие того, где Бен обнаружил меня. Тут мужчина остановился и повернулся ко мне, укрывшемуся за стеной одного из домов. «Выходи, - спокойным, но полным силы голосом скомандовал он, - Я знаю, что ты здесь». Мои первым порывом было убежать, но желание узнать, как этот человек связан со мной, пересилило трусость.

Я медленно двигался в его сторону. На расстоянии десяти шагов он откинул капюшон, впервые показав свое лицо. Темные волосы, благородные, правильные черты - это то, чем в той или иной степени обладают все оболочки. Но было там и то, что более я никогда не видел. Выражение изумления, почти шока. Отец живет уже не одну сотню лет и удивить чем-либо его очень трудно. Потому до сих пор горд, что смог настолько обескуражить его самим фактом своего существования.

Мое же состояние было трудно выразить односложно. Наконец-то я нашел человека, который был связан со мной. Настоящим мной, а не выдуманным монахами Куваем. Он мог сказать мне, для чего я пришел в этот мир, каково мое назначение. На мгновение, казалось, его фигура озарилась сиянием, что вело меня все это время, и само это место, этот переулок, превратилось в центр Лабиринта, к которому я стремился так долго и наконец достиг. Я никогда более не хотел покидать этого человека, кем бы он ни был. Не контролируя себя более, я упал на колени как монах перед святыней, но воздел я руки не к бездушным текстам, а к живому существу, стоящему передо мной. Отец же, обретя уверенное, вселяющее спокойствие в сердца окружающих лицо, что мы имеем радость наблюдать и поныне, подошел и протянул мне открытую ладонь со словами: «Встань. Нам многое стоит обсудить». Поднявшись на дрожащих ногах и держа его за руку, я мог произнести только одно: «Отец». И с тех пор нет ему от меня другого имени.

В тот день на окраине города, в доме, что снимал Отец, мы разговаривали долго. В основном, он расспрашивал меня о моей жизни, физическом и духовном состоянии. Особенно его интересовали Сны и Лабиринт. Отец сам испытывал нечто подобное, но до того считал это лишь побочным эффектом своего уникального положения. К вечеру он предложил мне остаться с ним, ведь моя помощь могла быть неоценимой в его исследованиях природы жизни и смерти. Стоит ли говорит, что я, засыпая ночью на жесткой скамье, был счастливее, чем когда-либо?

День за днем я все больше узнавал об Отце и своей истинной природе. Знание того, что я не более, чем оставленная оболочка, не угнетало меня, а лишь укрепило мою связь с Отцом. Ведь что есть дитя, если не наследие тел родителей? Он показал мне Лабораторию, что предстала ожившей картиной из Снов. Там помогал ему в исследованиях, но часто предметом изучения становился я сам. Мне приходилось принимать зелья и совершать действия, смысл которых был понятен только Отцу. Засыпал, а просыпался со свежим шрамом на теле или швом на голове. Иногда я чувствовал себя ужасно, казалось само тело отвергало внутренности, а голова наполнялась видениями, сводящими с ума. Но мне стоило лишь взглянуть на отцовское лицо, чтобы собрать все свои силы и дать бой пожирающим меня демонам.

Через месяц настал момент, когда Отец решил узнать, являюсь ли я счастливым исключением или нет. Посреди темного, освещаемого лишь алхимическими огнями подвала Лаборатории находились два ложа. На одном из них лежало женское тело, прекрасный образец отцовского мастерства в создании людских форм. Оболочка дышала, но открытые глаза ее были пусты, выдавая отсутствия духа, делающего человека тем, кто он есть. Благодаря многочисленным трубкам соединялась она с сосудами, что наполняли ее питательными веществами. Я до сих пор не знаю точно, как Отец создает свои новые оболочки, и даже сейчас не перестаю поражаться той власти над природой, что он обладает.

Закончив приготовления, Отец занял свободное ложе. От меня ничего не требовалось, потому пришлось лишь наблюдать. На какое-то время Лаборатория погрузилась в тишину, ничего не происходило, и вот его глаза потеряли присущее им выражение, превратившись в два пустых зеркала. По моему телу прошли мурашки, будто сам отцовских дух коснулся меня. Переведя взгляд на новую оболочку, я ждал, затаив дыхание. Некоторое время она продолжала лежать без движения, как вдруг одним резким движением ее туловище поднялось, дыхание стало резким и частым, а лицо наполнилось болью и растерянностью. Продолжалось это не более десяти секунд. Затем ее дыхание вновь стало спокойным, и она повернула голову ко мне. На меня смотрела уже не оболочка, но сам Отец.

Он начал в спешке освобождаться от питательных труб. Я подошел в надежде выразить восхищение тем чудом, что произошло на моих глазах, но, закончив, он лишь оттолкнул меня и направился к своему старому телу. Сложив руки на груди, Отец нетерпеливо перебирал пальцами. Медленно проходили секунды, оболочка продолжала лишь медленно дышать, смотря в потолок. Я было преисполнился отчаяния от мысли, что отцовские надежды не оправдались, но в то же мгновение оболочка повторила то же, через что прошло его новое тело. В ожившей оболочке, кроме внешности, не было ничего, чтобы напоминало об Отце. Это был совершенно новый человек, воистину похожий на чудом спасшеюся жертву стихии. Он с ужасом озирался по сторонам, его слепил свет алхимических ламп, его трясло, а изо рта вырывались глухие звуки, мало похожи на речь. В противоположность ему Отец, казалось, был умиротворен после слишком долгого ожидания. Он подошел к напуганному человеку, обнял его и начал что-то шептать на ухо. Постепенно тот успокоился, из его глаз потекли слезы.

Не скажу, что не испытывал зависти, глядя на это. В моем случае рядом не было никого, кто мог бы так утешить меня, показать дорогу в этот мир. Но эти недостойные мысли не могли преуменьшить тот факт, что я стал свидетелем, возможно, самого важного события в моей жизни. Теперь у меня появился Брат, которому было суждено стать первым из многих. И я более никогда не буду одинок.


III
C того времени Отец более уделял внимание Изааку, как он назвал моего Брата. Я же, продолжая ассистировать ему в Лаборатории, был в значительной степени предоставлен самому себе. Изаак, познавая мир и суть вещей через рассказы Отца, с каждым днем становился все более достойным Cыном, беспрекословно верным, послушным своему родителю во всем. Меня постепенно охватывал страх, что Отец никогда не примет меня так, как его. Я не был с Отцом с первого дня, не рос под его заботливым взором и никогда вновь не стану частью его плана. Но мои страхи развелись, когда тот обратился ко мне с важной миссией, ради которой он, в свое время, и прибыл в эти края впервые.

До Отца доходили слухи о Шести Откровениях, местной святыне, в которой хранятся тайные знания, помогавшие героям прошлого побеждать смерть. Еще находясь в моем теле, он пытался добраться до них, но болезнь вынудила его отложить это дело. Сейчас же я сам должен был закончить его.

Несмотря на почти два месяца отсутствия и то, что я не мог внятно объяснить его причины, ссылаясь на свои Сны и неведомые пути Мощи, монахи приняли меня с радостью. Бен устроил небольшой пир в мою честь, а к вечеру меня ждала кровать в привычной келье. Доброта этих людей несколько поколебала мою решимость, но оставшись наедине с собой я понял, что просто не вынесу вновь того одиночества, что испытывал здесь.

Обитатели монастыря не боялись воров, потому мне не составило большого труда ночью пробраться в молитвенный зал и подняться к алтарю, на котором хранились три уцелевших Откровения. Сгребая книги в охапку, услышал шаги за спиной. Я обернулся и увидел Бена. «Что ты здесь делаешь, Кувай?» - укор в его словах заставил меня испытать стыд, подобно ребенку, найденному преступающим запреты. Но верность Отцу заставила лишь сильнее прижать книги к груди. «Что случилось с тобой за это время? – он медленно шел вперед, успокаивая меня как самоубийцу. – Верни Откровения на место, мы можем все обсудить». Я не мог провалить отцовское задание, потому не должен был позволить Бену задержать себя или позвать на помощь.

Когда тот вышел на ступени, ведущие к алтарю, я бросил Откровения в воздух. Бен с ужасом смотрел на падающие книги, и это был мой шанс. Я быстро кинулся к нему и в прыжке повалил на каменный пол. Многих монахов подобное падение бы сильно покалечило, но Бен был крепок телом, он не собирался сдаваться просто. В пылу борьбы я нащупал рядом твердый предмет и начал бить им старика по лицу, вкладывая в каждую удар всю силу и злость. Когда тот перестал сопротивляться, я остановился.

В моей руке была книга Надежды, вся испачкана кровью. Бен был обезображен, его нос сломан, а глаз выбит, изо рта и по всему лицу текла кровь. Но во взгляде его не было боли, а лишь горечь и жалость. «Ты был мне братом, Кувай», - произнес он, захлебываясь кровью. Каким же он был глупцом. Сидел, закрывшись от мира, поклоняясь пыльным словам, когда я могу находится рядом с человеком, что покорил саму смерть и обладает властью, подобной богам. И он называет меня братом? Когда там, куда я иду, меня ждут и будут ждать десятки и сотни настоящих Братьев. «Ненавижу», - шептал я, сжимая шею Бена, пока тот не затих.

Когда я вернулся к Отцу, он срочно принялся изучать принесенные мной тексты. Мы сидели в тишине кабинета, как вдруг Отец начал издавать странные смешки, а затем и вовсе разразился громогласным смехом. «И это есть те самые Откровения? – хохотал он во весь голос. – Неужели люди за все это время отупели настолько, что поклоняются этим старым сказкам? А до чего уморительно здесь искажены имена!» Успокоившись через некоторое время, он откинулся на спинку кресла. «Столько времени потеряно зря… А, впрочем, что мне до того? В моем распоряжении все время этого мира», – сказал Отец, глядя в потолок. Встав, он подошел к камину и со словами «Тебе не кажется, что здесь прохладно, Кувай?» бросил книги в огонь. Мне оставалось лишь смотреть как Откровения, которым на моих глазах поклонялись десятки людей, которые направляли жизни не одного поколения обитателей монастыря, медленно превращаются в пепел.

Вскоре мы покинули город. С тех пор я и Изаак следуем за Отцом в его поисках новых знаний. За это время он сменил не одну оболочку, потому для меня Отец уже давно не имеет внешнего образа. Но я всегда узнаю его, ибо нет второго такого как он. Что касается меня, то я обрел множество новых Братьев. Лабиринт связывает всех нас и ведет к общей цели – единению с Отцом, чего мне уже посчастливилось достигнуть. И я никому не позволю забрать его у меня. Если понадобится, умру ради него. Если понадобится, убью ради него. Ведь чего стоит чья-либо жизнь перед величием человека, ставшего богом?

[Lexxx20]

Игры памяти

Об Изменчивом Боге и его многочисленных оболочках ходят тысячи слухов и легенд.

Кто-то из брошенных им сосудов навсегда теряет память и становится бессловесным овощем. Кто-то кристально ясно помнит каждую секунду присутствия Бога и сразу же кончает с собой от переполняющих чувств и новых знаний. А кто-то блаженен тем, что и не догадывается о контакте с божеством, будучи награжден ложными воспоминаниями о своей прошлой жизни.

С нищим Расти, рыжим попрошайкой с Государственной площади, всё получилось совсем не так как с другими – Изменчивый Бог пробыл в его оболочке всего мгновение и тут же покинул его. Но оба запомнили эти секунды на всю оставшуюся жизнь – Расти на те дни, что предшествовали его самоубийству, а Изменчивый бог – на долгие сотни лет и десятки поколений. Так что, вы можете сказать, что Расти был одним из немногих, кому удалось переиграть Великого странника.

Мгновение, растянувшееся на вечность для обоих его свидетелей, было уникальным опытом для Изменчивого Бога. Он привык получать доступ ко всем знаниям и воспоминаниям своего сосуда, прирастать к ним моментально, как будто он одевает идеально подогнанный портным костюм. С Расти же всё вышло совсем наоборот... Конопатый попрошайка получил доступ ко всей безграничной памяти Бога, он залез в его разум и обнажил всю сущность, чем вызвал одновременно беззвучный и оглушающий крик боли. Бог не любил, когда его заставляли играть по собственным правилам. Очень не любил.

***

Первое, что пронеслось калейдоскопом перед Расти – воспоминания о 8 мирах, предшествующих нынешнему 9-ому. К какому из них принадлежал сам Изменчивый Бог, а о каких он смог добыть лишь представления и образы, навсегда останется загадкой.

В мире первом жили люди подозрительно похожие на его нынешних обитателей. Они не отдавали свои жизни в руки богов и надеялись только на себя. Были уверены, что только наука приведет их цивилизацию к вершине эволюции, не тратя времени и сил на суеверия. Но неудачный эксперимент стер с лица планеты половину континентов и заставил вторую изничтожить саму себя, выясняя, кто был в этом повинен.

Жители второго мира, выросшие на развалинах предшественников, никогда не смогли достигнуть их технологической мощи. Тысячелетиями вершиной прогресса для них был заточенный камень да накидка из шкуры. Им приходило в голову вдесятером нападать на рогатых обитателей густых лесов да разводить огонь для обогрева долгими ночами, но они не смогли пережить опустившийся на планету ледниковый период.

Третий мир был не похож на первые два. Под сковавшими мир льдами выродилось 90% населявших мир существ и уцепиться за жизнь удалось лишь нескольким тысячам видов микроорганизмов. Спустя бессчётное количество циклов эволюция вытолкнула на потеплевшую поверхность планеты 6-ногих тварей, до странности похожих на тех насекомых, что жители девятого называют тараканами. Расти мысленно передернулся от их облика. Власть хитиновых чудовищ продолжалась миллионы лет и закончилась по неизвестным причинам.

Четвертые были сильными псиониками и манипуляциями с пространством и временем сумели стереть всех знания о себе даже у Бога. Единственное, что смог понять о них Расти – именно 4-ые постигли суть Волн и научились взаимодействовать с ними.

Пятые добились небывалых высот в технологическом плане. Их мастерство было похоже на магию – горы сдвигались по мановению руки, реки разворачивались вспять, а сами они летали по небу как птицы. Подвела их вера в то, что насилие – это не способ достижения цели, и наивная уверенность, что находящиеся на самой нижней ступеньке развития обитатели пещер и развалин – лишь безобидные уродцы. Орда немытых, мычащих волосатых созданий обрушилась на цивилизацию, не знающую слово «оружие», и за несколько поколений уничтожила всё, что создавалось веками, а скоро сгинула и сама.

Шестые на этапе железных орудий и каменных стен наткнулись на оставшиеся от 5-ых артефакты, которые Расти и его современники называют «нуменерой», что было переломным моментом в их истории. Неудачные попытки осмыслить опасные находки приводили к смертям и взрывам, а сумевшие постичь их назначение и подчинить себе, именовались высшими магами и быстро попадали на верхушку правящей миром иерархии. Глобальный катаклизм, завязавшийся из-за какого-то волшебного кольца, положил им конец.

Седьмой был населен гуманоидами, так похожими внешне на первых и девятых. С самого зарождения цивилизации они испытывали тягу к звездам. Они манили их и заставляли придумывать всё новые средства для путешествия в небо. Первые машины не могли пролететь и 10 метров, но спустя много веков они научились перелетать с одного материка на другой, а потом и вовсе за пределы родной планеты. Игрушки 5-ой цивилизации, откопанные в самом дальнем уголке мира, позволили преодолеть проблему перемещения в космическом пространстве и всё население планеты со временем покинуло свой мир на кораблях странной, округлой формы.

Восьмые так и не вышли на поверхность планеты, проводя всё своё существование в подземных лабиринтах в борьбе за господство над туннелями и многокилометровыми пещерами. Их бледный лупоглазый облик был воплощением самых страшных ночных кошмаров Расти, а поступки слабо поддавались понятной людям логике. Воспоминания об их исходе покрыты мраком.

***

При переходе к эпохе 9-ого мира, Изменчивый Бог наконец смог дать отпор Расти, оттолкнув в другую часть сознания и воспоминаний, но вскоре пожалел об этом. Расти узрел все использованные сосуды Изменчивого бога – всех несчастных людей и нелюдей, в которых вселялось странствующее божество, от входа и до отбрасывания из-за ненадобности. Кто-то приходил для него в непригодность из-за старости, кого-то умирал от смертельных ран и совершенных ошибок, некоторые же сосуды просто наскучивали Богу.

Расти видел, как всё труднее и труднее приходилось Страннику расставаться с телами. Поначалу он срастался с ними, считал себя единым целым, не мог отделить свою личность от служащим ему вместилищем существа. До тех пор, пока не свыкся с мыслью, что Он и его сосуды не имеют ничего общего. Что они лишены истинной жизни, что они лишь инструменты, созданные для него и служащие только одной цели – быть его рабом, его одеждой, пустой, бездумной и бесчувственной оболочкой. Бог менял тела как человек меняет платья в разные дни недели.

Но, взворошив все воспоминаний Великого странника, Расти напомнил ему о том, каким Бог был в самом начале своего пути, о том, как волновался и переживал о каждом сосуде, служившим ему пристанищем. Как горевал об их смерти и радовался их достижениям, как считал их творения и детей своими, как разделял боль и счастье с живыми существами и с целым миром. Как был живым сам.

Сложно подобрать название для чувства, которое захлестнуло Странника. Было это смесью отчаяния, грусти, ужаса, страха и... стыда? Именно подбором подходящего слова занимался растерянный и помутнённый рассудком Расти последние дни его жизни. Нашёл он его или нет, шагая в пустоту с Башни Совета, уже никто никогда не узнает.

***

Говорят, с тех пор Изменчивый бог стал создавать свои сосуды с нуля, перестав вселяться в живущих людей. Говорят, он пропал с лица 9-го мира на несколько десятилетий. Говорят, ещё никто и никогда не причинял ему столько боли. А ведь конопатый попрошайка с Государственной площади лишь напомнил ему о том, что в игры памяти может играть не только Изменчивый бог.